1 мая 1920 года, Качалкино
Как пошло, гадко, противно!.. Неужели мужчин так могут интересовать детали женского тела? Сейчас у нас идет спектакль 'Русалка'. Русалки в воздушных костюмах, с распущенными волосами поют, танцуют. И при этом всегдашнее присутствие мужчин, рассматривание, смакование, подмигивания, двусмысленные замечания, пошлые улыбки... У нас же в Качалкино это особенно развито. Иногда хочется протестовать, кричать всем об этом недопустимом направлении среди интеллигенции.
По отношению ко мне ничего подобного нет, я поставила себя в определенные рамки, которые никто не смеет переступить, каждый маленький намек вызывает бурю с моей стороны.
А как развиты сплетни у нас в Качалкино! Есть лица, для которых в этих сплетнях весь интерес жизни. До чего противно, тошно становится на душе, когда каким-нибудь образом до тебя доходят эти слухи. Спасение, что они до меня доходят очень и очень редко, никто не решается начинать со мной об этом разговор, зная, как я отрицательно к этому отношусь.
Но меня удивляет, как люди не могут понять, что они не имеют никакого права вмешиваться в мои личные дела. Это мое, касающееся только меня, это для меня самое святое и дорогое.
Все-таки сколько грязи, пошлости, сальности в жизни! И люди сами создают эту отвратительную обстановку, они еще не могут понять и подняться выше этого.
5 мая 1920 года, Качалкино
Я начинаю испытывать особенное влечение к ботанике. Сейчас помимо своих прямых занятий с удовольствием занимаюсь систематикой растений: разборкой гербария и сушением новых видов. Передо мной встают новые широкие перспективы: я избираю себе специальность ботанику, только я не практик - ботаник, работающий по шаблону. Нет, я хочу серьезно, глубоко, разносторонне изучить жизнь растений.
Можно даже поступить в университет, если не для полного прослушивания, то для частичных лекций и работ. Так что задача обширная, цель благородная и далекая, а ведь чем недостижимее и отдаленнее цель, тем больше прелести в ее достижении, тем полнее и интереснее жизнь.
С другой стороны, тогда придется порвать с луговодством, тогда нужно было бы взять не культуртехническую (98) отрасль, а обследовательскую, что гораздо ближе к этой цели!
В общем, вопрос этот совсем нов и еще не разрешен окончательно. Я думаю, летом продумаю и решу. Ведь надо же самоопределиться, все эти искания берут много времени и сил!
6 мая 1920 года, Качалкино
Вчера вечером Андрей Михайлович пригласил нас, курсистов, к себе на огород работать, за что обещал угощение. Работали три часа дружно, весело, да и хорошо было работать в такой компании, дело спорилось само. А после работы был ужин с водкой, что особенно было привлекательно и заманчиво, потому что вино запрещено государством.
Раньше я водки никогда не пила, но здесь ощущала изрядное удовольствие, большую роль играли, конечно, отсутствие и запретность. Я пила наравне с мужчинами, выпила восемь больших рюмок.
Андрей Михайлович хорошо учел момент, так что все подвыпили, но не перепили.
Чувствовалась маленькая слабость в ногах и небольшой шум в голове, но я всему могла отдавать вполне ясный отчет.
А до чего интересно было наблюдать за окружающими! Начались танцы под губную музыку, танцевали с рвением и остервенением. Под какую-то дикую мелодию трое выделывают импровизированный танец, все неистово хохочут. Потом начались скачки с препятствиями. Некоторые полезли на деревья и, добравшись практически до самой вершины, вместе с деревом падали вниз, дух разрушения вселился во многих.
На других же вино подействовало угнетающе: сидят хмурые, насупленные, подавленные.
Я первый раз присутствовала в компании хорошо выпивших, но границ никто не переходил - все были необыкновенно веселы, милы, просты.
В реагировании каждого ясно выражался темперамент.
7 мая 1920 года, Качалкино
Странно устроен человек: когда можно, то не хочешь, а только теряется или удаляется эта возможность, желание возрастает.
То же самое замечаю я по отношению к N. Например, когда я в первый раз оттолкнула его и он перестал надоедать мне, меня опять потянуло к нему. Или, например, сейчас: я отказалась от его автобиографии, теперь же мне опять хочется, и в этом не вижу ничего предосудительного и навязчивого.
Тогда оценишь, когда потеряешь.
8 мая 1920 года, Качалкино
Жена N. ревнует ко мне. Это стало особенно заметно в последнее время: когда мы остаемся одни в огороде или в комнате, она всегда спешит присутствовать третьей. На днях на вечеринке он сидел рядом со мной, потом вместе танцевали, так она говорит Мильде Ивановне, что ей обязательно надо разводиться.
Как это люди могут самое дорогое и близкое бросать на обсуждение, и обсуждение толпы!
Благодаря этой ревности я начинаю сторониться жены N., хотя я и раньше не была с ней близка. Прежде я считала ее более глубокой и тонкой натурой - оказывается, она такая же сплетница и пустая женщина, как большинство качалкинских дам.
12 мая 1920 года, Качалкино
Желание иметь автобиографию N. становится все сильней, но мне уже стыдно теперь обращаться к нему, ведь получается какое-то метание из стороны в сторону. N. может принять это за легкомыслие и насмешку, а я боюсь его обидеть.
В последнее время я начинаю находить все больше общего с N., между нами есть некое духовное соседство. Ему, мягкому, чуткому, в лучшем смысле интеллигентному человеку, приходится, вероятно, иногда страдать от вульгарности, раздражительности своей жены.
Мы оба любим мелодичную музыку, оба натуралисты с оттенком романтичности, оба всегда страдали от грубости и пошлости жизни. Мне кажется, что N., так же как и я, испытывает тихую, ноющую боль от грубости, мещанства и мелочности окружающей действительности. Он не карьерист, может быть, отчасти и неудачник в жизни, он, пожалуй, немного напоминает лишних людей Тургенева.
Эти мнения о N. сложились у меня не благодаря разговору или близкому знакомству, а только по наблюдениям и предположениям.
14 мая 1920 года, Качалкино
Послала N. следующее письмо:
Вы вправе отказать в моей просьбе, потому что неуверенность моих действий может оскорбить Вас, но если можете, то продолжайте Вашу автобиографию.
Мой отказ от автобиографии я мотивировала тем, что я не имею никакого нравственного права вмешиваться в самое близкое человека.
С другой стороны, я отчасти испугалась за свою свободу, которой я очень дорожу, потому что Ваше знакомство с моим дневником, который до сих пор был только моим, уже будет стеснять меня. Может быть, второй мотив был сильнее, чем первый.
Но доверие, которое я испытываю к Вам, заставило меня откинуть все опасения.
15 мая 1920 года, Качалкино
N. благодарил за доверие, которое я к нему питаю. Лицо светлое, удивительно молодо, глаза тихи и благодарны.
16 мая 1920 года, Качалкино
Я теперь с гораздо большим интересом и вниманием читаю романы. Раньше многое не замечала, потом всегда чувствовалось, что это книга, далекая от жизни. Сейчас же, читая романы Локка (99), Тургенева, Толстого и внимательно присматриваясь к жизни, я нахожу в них ту же жизнь со всеми ее странностями.
С особым вниманием я читаю завязку любви, проходит много образов, много вариаций. У одних любовь начинается с первого взгляда и быстро развивается, у других возникает незаметно, медленно и потом уже вспыхивает и заявляет свои права.
17 мая 1920 года, Качалкино
После моего письма N. стал очень мягко относиться ко мне, в его отношении чувствуется мягкость, нежность. Я же не стала избегать его. Думаю, что это совершенно лишнее, ведь с моей стороны - только дружеское чувство, а своим соответствующим отношением я поставлю его в определенные рамки. Мне просто интересно самой наблюдать за нашими отношениями.
N. начал писать свою автобиографию, показал мне первую главу, которая озаглавлена 'Как я женился и что из этого вышло'.
18 мая 1920 года, Качалкино
N. говорит, что писание двигается, но он боится за меня и за себя. За меня он боится потому, что если я себе вещи представляла в розовом цвете, то мне придется с небес упасть на землю.
А за себя - потому, что если я его идеализировала, то мне придется разочароваться в нем, а это для него страшно опасно.
***
Мои коллеги-курсисты много говорили о романе Арцыбашева: 'Женщина, стоящая посередине' (100). Я заинтересовалась этой книгой после слов Ивана Александровича: 'Удивительно верно описаны у него мужчины!'
Мне захотелось узнать, что Иван Александрович считает характерным для них - мужчин. Прочла. Сплошная порнография, мысли - и то мало, одно из худших его произведений. Женские тела, раздевание женщины мысленное и действительное мужчинами, детальное описание всяких пакостей и т.п., порнографические описания.
Неужели правда мужчины таковы? Я не верю. Это просто смакование, концентрация всего подлого, низкого, животного, особенно последнего; людей не существует, а только самцы и самки.
Да, мужчины в половом отношении невоздержанны и вольны, в отличие от нас, женщин, которые в этой области хорошо могут владеть собою. У нас веками вырабатывалась сдержанность, подчинение своих чувств разуму. Мужчине же никогда не приходилось подчинять чувство разуму, он считал это лишним и скучным, желание всегда приводилось в исполнение.
У Арцыбашева бывают и хорошие романы с хорошими психологическими картинками, например 'Враги', где он говорит о половом несоответствии. После этого я стала внимательно присматриваться к окружающему и увидела, что это так и есть, почти все семейные драмы и происходят на этой почве. Физическое несоответствие супругов создает взаимную неудовлетворенность.
После прочтения "Женщины, стоящей посередине" мне захотелось узнать мнение N. об этой книге и взглядах, высказанных там, но как-то стыдно давать человеку такую порнографию.
Свободное копирование
