В 1929 году в последнем каре нашей оппозиции остались Троцкий, Муралов, сосланный на Иртыш, в Тарские леса, Раковский, ставший мелким плановым чиновником в Барнауле, Центральная Сибирь; Федор Дингельштедт, живший в одном из сибирских сел; Мария Михайловна Иоффе в Средней Азии; прекрасная команда молодежи в тюрьмах, Елизар Солнцев, Василий Панкратов, Григорий Яковин. На свободе: в Москве Андрес Нин, в Ленинграде Александра Бронштейн и я. В тюрьме Лев Сосновский. В тюрьмах несколько сотен товарищей проводят голодовки и ведут борьбу, зачастую кровавую; в ссылке еще несколько сотен ожидают тюрьмы. Наша интеллектуальная активность очень высока, политическая деятельность — на нуле. В целом нас меньше тысячи. Между нами и «капитулянтами» отношений нет, растет откровенная враждебность.
Неуступчивые Тимофей Владимирович Сапронов и Владимир Михайлович Смирнов — первый, больной, выслан в Крым, второй в изоляторе, где постепенно теряет зрение.
Нам удается поддерживать между собой некоторую связь. Однажды вечером в Москве, в гостиничном номере Панаита Истрати, я встречаю худощавую пожилую даму, которая оказывается очень уважаемой румынской активистской Арбори-Ралле; говорю с ней о Троцком. Мы беспокоились о нем, так как он исчез, вывезенный из Алма-Аты.
Арбори-Ралле сказала, что ей «очень хорошо известно ненасытное честолюбие этого человека, и что он теперь добился от ЦК загранпаспорта»... «Как вы можете распространять такие слухи, — без обиняков спросил я, — когда вам прекрасно известно, что это ложь?» Старая дама злобно оглядела меня и сказала только: «Вы больше не коммунист!» Когда она ушла, Панаит Истрати взорвался: «Ради Бога! Я не верил, что можно довести человека до подобной низости! Объясни мне, как это стало возможным после революции?» В рабочих кварталах Москвы прошли новые массовые аресты, говорили о ста пятидесяти «троцкистах», брошенных в тюрьмы. И мы с Истрати нанесли визит председателю ВЦИК Михаилу Ивановичу Калинину. Мы хотели поговорить с ним о преступных поползновениях против моих близких. Калинин работал в маленьком светлом, очень скромно обставленном кабинете, в неприметном здании по соседству с Кремлем. У него было морщинистое лицо, живой взгляд, седая ухоженная бородка — хитрый старый интеллигент, вышедший из крестьян... Мы говорили достаточно свободно. Я спросил у него, зачем нужны эти аресты оппозиционеров, ведь они противоречат Конституции. Он миролюбиво, с самым доброжелательным видом посмотрел нам прямо в глаза и сказал: «Это совсем не так... Сколько всего рассказывают! Мы арестовали лишь тех, кто занимался антисоветскими происками, самое большее, несколько десятков человек…» Уличить во лжи главу государства? Но мог ли он сказать нам что-то другое? На улице Панаит воскликнул: «Жаль, ведь у этого старого плута есть голова на плечах…»
Свободное копирование
