До Казани ехали несколько дней. Поезд подолгу стоял на станциях или в тупиках: пропускали бесконечные воинские эшелоны. В теплушке нашей, кроме университетских женщин и детей, оказались беженцы из западных пограничных городов, выскочившие из своих домов полураздетыми и более никогда туда не вернувшиеся. Одна из них, офицерская жена, рассказывала мне, что в их части (где-то близ Бреста) половину офицеров в начале июня отправили в отпуск, а ее муж был одним из немногих оставшихся, и она ничего не знала о его судьбе. Заливаясь слезами, она все повторяла: «Они нарочно всех отправили, это враги, это скрытые фашисты!» Кто эти «они», было непонятно.
Уже через день-два у нас кончились припасы, взятые с собой в расчете на сутки езды до Казани. Нечем стало кормить детей. И мы с моей сверстницей Наташей, ехавшей с двумя маленькими детьми (старший стал потом известным математиком, академиком В. Арнольдом) поочередно выскакивали из остановившейся теплушки, чтобы налить в чайники кипяток и, если удастся, купить что-нибудь у баб на станциях. Но часто поезд наш останавливался далеко от перрона, время отправления никогда не было известно, и мама всякий раз плакала при наших уходах: если отстанет Наташа, то что мы будем делать с тремя малышами, если я — то что будет с ней и Юрой? Но обошлось — хотя один раз я вскочила уже на ходу на площадку хвостовой теплушки, и, добравшись до своей, застала маму уже почти без сознания и Наташу, отпаивающую ее какими-то лекарствами. Ребятишки наши мирно возились на полу.
Мы еще не доехали до Казани, когда выяснилось, что эшелон пойдет дальше, за Урал, и минует Казань. Поэтому тем, кто стремился туда, предложили высадиться на последней перед Казанью большой станции и следовать дальше самим на так называемых рабочих поездах. Мы с Наташей так и сделали.
Уже к вечеру мы оказались на неосвещенной платформе, часа два ждали поезда, с трудом погрузились и в Казань приехали почти ночью. Я надеялась, что нас встретят: Павлик должен был отправить Алене телеграмму, - но на перроне меня никто не встречал. Наташу встретил ее знакомый, и они ушли. Я перетаскала из поезда сперва по одному свои тюки, потом маму и спящего сына, и пошла в здание вокзала поискать кого-нибудь, кто согласился бы проводить нас до дома Алены. С этой минуты и во всю дальнейшую нашу эвакуацию я поражалась тому, сколько добрых людей встретила на своем пути. Всю жизнь вспоминаю их и мысленно благодарю.
Я нашла в вокзале носильщика, маленького кривоногого татарина, говорившего по-русски с невозможным акцентом, и, глядя на него с сомнением (как он осилит тюки?), повела на платформу. Но он очень ловко связал тюки, перекинул их через плечо, и мы двинулись. Транспорта по ночному времени не было, и мы долго шли пешком. Юра спал у меня на руках, мама плелась, придерживаясь за мое платье. Мы часто останавливались, чтобы дать ей отдохнуть. К счастью, стояла теплая летняя ночь. Наконец вот и нужный нам небольшой деревянный дом. Я посадила всю компанию на скамейку у ворот и пошла искать нужную квартиру. Все окна в доме были темными. Я долго звонила в квартиру и, не дождавшись ответа, думая, что звонок не работает, принялась стучать — безответно. Но на мой стук из соседней квартиры высунулась голова и сказала: «Зря вы стучите. Они, наверное, уехали, Алена собиралась к бабушке в Чистополь».
Дверь закрылась, а я, онемев от огорчения, осталась на площадке. Куда же нам деваться ночью в чужом городе? Обратно на вокзал? Я не доведу маму - она еле жива!
Пришлось спуститься и сказать, как обстоит дело. Мама только охнула. А мой носильщик сказал:
— Ну что ж, придется до утра посидеть здесь на лавочке. Утром я вас к себе возьму, а там посмотрим. Сейчас нельзя — слишком далеко. Я с изумлением смотрела на него.
— Что вы, — сказала я, — зачем же вам-то сидеть? Вы идите, а мы дождемся утра.
— Что же, я вас одних, что ли, тут брошу? — возмутился наш спутник. — Нет уж, совесть пока есть.
И тут мне пришло в голову, что, расставаясь с Наташей, я записала адрес встречавшего ее коллеги мужа, профессора Четверикова, у которого она должна была остановиться.
— Далеко это? — спросила я своего нового друга, прочитав ему адрес.
— Нет, совсем рядом.
И мы снова пошли. Профессорский дом был новый и многоэтажный, но во всем доме светилось лишь одно открытое окно — я была уверена, что оно в нужной мне квартире. Наверное недавно пришли и располагаются. Я громко позвала Наташу. Высунулся мужчина и крикнул: «Сейчас спущусь». Он тут же спустился, ничего не спрашивая, взял мои тюки и пригласил идти за ним. Я уже расплатилась с носильщиком и поцеловала его на прощанье.
Дверь квартиры была открыта, но внутри было темно и тихо. Встретившая нас у дверей высокая женщина в военной форме сказала шепотом:
— Идите за мной и потихоньку ложитесь - там люди спят. Утром разберемся. Только не стукнитесь, нагнитесь пониже и ложитесь на пол.
Мы с мамой легли на что-то в темной комнате, полной дыханием спящих людей, и обе мгновенно заснули. Ребенок так и не проснулся.
Свободное копирование
