К середине июля встала проблема эвакуации. При первых разговорах в университете об отправке женщин с детьми я сказала, что не могу ехать, потому что у меня мать в больнице. Но Сергей Данилович Сказян, которому я тоже сказала об этом, возразил: «Говорят, что из Москвы в первую очередь отправят лечебные стационары. Вы же не хотите, чтобы ее отправили без вас?» Пришлось обдумывать все заново.
В нашей семье сперва никого, кроме Левы, не было в армии. Институт Павлика сразу начал готовиться к эвакуации в Среднюю Азию. Я боялась двинуться туда с тяжело больной матерью и маленьким ребенком и некоторое время наивно надеялась как-то остаться в Москве. Вопрос о моем туберкулезе вообще не мог возникать, и впоследствии я никогда о нем не вспоминала.
Но вскоре Даня ушел в ополчение, а его жену и сына Шуру Союз композиторов отправил в совхоз под Свердловском. Потом начал отправлять преподавателей и аспирантов, сперва женщин и детей, и университет. С первым эшелоном в конце июля уехали и мы, привезя маму на вокзал прямо из больницы. Мы уезжали одни, с тремя огромными, неподъемными чемоданами и тюками (хотя еще казалось, что мы едем ненадолго, хватило ума на всякий случай взять зимнюю одежду и обувь). Мужчины наши оставались - ни институт Павлика, ни папин наркомат еще не трогались с места. Они погрузили нас в теплушку, а как я справлюсь потом с мамой, почти неспособной двигаться, ребенком, не достигшим и трех лет, и грузом было непонятно.
Место назначения эшелона было неизвестно, ясно было только, что он идет сначала в Казань. В Казань уже раньше уехала к тетке Алена Бажанова с трехмесячным сыном и звала меня к себе. На всякий случай у меня были адреса Гриши Максимова в Ижевске и Левиного старшего брата Габы в Свердловске.