Я живу так давно, что, кажется, машина времени пронесла меня через множество эпох. Миру, в котором прошло мое детство, гораздо понятнее был бы язык людей, живших за сто лет до этого, чем тот, каким говорят мои внуки и правнуки теперь. В самом деле, как могли бы мои родители понять, что означают слова, сказанные вчера ведущим одной из телевизионных развлекательных программ: «Победитель получит новый компьютер со сканером, модемом и выходом в Интернет»?
Да, в мире моего детства было уже много современной техники - телефоны, автомобили, самолеты, а на вооружении в Первой мировой войны - и химия. Новая эпоха, с ее достижениями и чудовищными средствами уничтожения, уже заявила о себе. Но материальный мир во многом оставался еще прежним, и даже гигантская ломка 1917 года не уничтожила его примет. Современный мир складывался и становился всеобщим на моих глазах. На моих глазах развивались и рухнули две эпохи — ленинская и сталинская, мне довелось увидеть, как развалилась и послесталинская, став уроком человечеству. А молодое поколение, включившееся в общественную жизнь в 90-х годах, знает обо всем этом только из учебников. И я поэтому принадлежу к тем немногим еще живущим, кто помнит мир не только без загадочных обещаний телевизионного ведущего, не только без телевизоров, но фактически даже без радио, с единственным источником информации - прессой. Мир, во всем своем вещном воплощении прямо выскочивший из XIX века.
Вот выразительный пример. Зима 1924 года. Дело к вечеру. Я рисую за большим столом в столовой. Звонит телефон (он у нас общий, в прихожей). Это Даня.
— Кто дома? — отрывисто спрашивает он.
— Никого. Мы с Марианной...
- Придут наши, скажи — говорят, Ленин умер!
Очень страшно! Взволнованная, я выбегаю на улицу: мне кажется, что там должно что-то происходить. Но на улице тихо. Возле пожарной команды брандмайор дядя Вася что-то чинит в своей машине. Я делюсь своей новостью.
- Кто его знает, — равнодушно бурчит дядя Вася, — если правда, в газетах напишут.
Я бегу к университету. Там просто никого нет. Мысль о радио не приходит мне в голову, да, возможно, я еще и не слышала о нем.
Наконец приходят родители. Они тоже ничего не знают, и лишь через день или два слух становится фактом.
Сколько же проходит сегодня от события до зрительной информации о нем всему миру? Час? Полчаса? Да нисколько! Едва первый самолет террористов врезался 11 сентября 2001 года во Всемирный торговый центр в Нью-Йорке и в прервавшем передачи специальном телевизионном выпуске мы увидели своими глазами только что случившееся, как мы тут же стали ошеломленными свидетелями того, как еще один самолет сокрушил вторую башню Центра!
А следующей зимой Даня приносит домой круглую деревянную шкатулочку с выжженными по дереву узорами. Такие кустарные шкатулки продаются на базаре, у мамы в такой лежат нитки для штопки. Но эта набита не нитками, а чем-то другим, а сверху какие-то серебристые кристаллики, к одному боку приделаны наушники, а к верхнему краю — рычажок с проволочкой. Нащупывая кончиком проволочки разные места на поверхности кристалликов, в конце концов, нападаешь на такое, что в наушниках раздается слабый звук. Шкатулка сообщает: «Говорит Москва. Работает радиостанция имени Коминтерна!» Радио вошло в жизнь и изменило ее. И вся эта эволюция от кустарной шкатулочки до Всемирной электронной сети, до писем, которые я отправляю теперь внуку в Америку не по почте, а через компьютер, протекла на моих глазах.
Впрочем, задумываясь над тем, как изменился мир в течение XX века, жизни моего поколения, я пытаюсь сравнить это с переменами, произошедшими в предшествующем веке - от окончания, скажем, Отечественной войны 1812 года и заграничных походов до встречи нового столетия при Николае II. Перемены были огромными, но все-таки уступали нашему времени.