Ежегодно в июле в Эстонии проходил республиканский чемпионат по военно-морскому многоборью. В программу соревнований входила гребля на одну морскую милю (1852 метра), гонка под парусом - две мили, комплексное плавание на 200 метров, бег на 1000 метров, перетягивание каната, стрельба из мелкашки и флажной семафор.
В течение многих лет побеждала на них команда завода "Вольта". Состояла она из бывших моряков, это были крепкие мужики, как нам тогда казалось, в приличном возрасте - всем было уже под сорок. Капитаном команды был некий Сукристик, обладатель очень внушительной мускулатуры. Теперь я понимаю, что для них это была как бы отдушина. Наверное, после победы на республиканском первенстве получали премии от директора завода. Думаю, они имели некоторые льготы на работе. После тренировок, наверное, в тесном дружеском кругу пропускали по стаканчику. Да и из дома всегда можно было уйти, сославшись на тренировку. На соревнования болеть за них приходили жены с детьми, товарищи по работе.
Наша команда была заявлена на соревнования по морскому многоборью на первенство Эстонии 1958 года, как сборная училища. Это внесло некоторые изменения в нашу жизнь.
Теперь мы почти каждый день на нашем допотопном автобусе - близком родственнике Бендеровской "Антилопы Гну" ездили на тренировки в Пирита, иногда сразу после обеда. Таким образом, мы пропускали два последних часа занятий. С одной стороны, это было и неплохо, но, учитывая, что приближалась весенняя сессия, было, о чем подумать. Правда, выручало то, что по вторникам и четвергам после обеда по расписанию у нас были мастерские, а, пропуская их, мы нисколько не переживали, знали - зачёт будет.
Как спортсменов, выступающих за училище, нас поставили на усиленное питание: утром в дополнение к завтраку мы получали варёное яйцо, а в обед - полстакана сметаны. И хотя к этому времени мы втянулись уже в училищный ритм жизни и по вечерам больше не жевали батоны в баталерке, и то, и другое оказалось совсем не лишним.
Тем более что физические нагрузки у нас стали приличные: много ходили на вёслах и под парусом по заливу, тренировались в беге, стрельбе. Но в восемнадцать - двадцать лет все это переносится довольно легко.
В море пограничники выпускали нас только в сопровождении кого-нибудь из офицеров. Куратором и тренером нашей команды стал командир четвертой роты водителей капитан третьего ранга Колесников. В училище он был знаменит тем, что у него было своеобразное слово-паразит, скажем так: "бёнть". Вставлял он его как в команды: "Смирно, бёнть!", так и в повседневный разговор. Там это было у него каждое второе или третье слово. Даже при выступлениях на больших сборах училища, где присутствовали и женщины-преподаватели, Колесников не мог удержаться от своего любимого словечка и, к нашему удовольствию, во всю поливал им с трибуны.
Наслушались мы этих "бёнтьей" и когда он командовал нами в шлюпке. Но по натуре он оказался общительным, весёлым человеком. Когда, пройдя дистанцию на вёслах, мы поднимали парус, кроме рулевого и тех, кто сидел на шкотах, все оказывались свободными. Мы располагались на рыбинах (настил на днище шлюпки) и начиналась травля анекдотов и баек.
Я с удовольствием вспоминаю эти часы. Пригревает нещедрое эстонское солнышко, над тобой синее небо и, кажущийся огромным, белый парус. За тонкими досками обшивки журчит вода, хлюпая, разбиваются небольшие волны о форштевень. Шлюпка слегка раскачивается, раскачивание ласковое, как будто море помогает нам расслабиться после напряжённой работы на вёслах. На тебя снисходит умиротворение - моральное и физическое. И вздрагиваешь от громкого гогота молодых здоровых ребят, прослушавших очередной анекдот, от которого, казалось, краснеет даже парус.
Интересно, фиксировали посты СНиС в своих вахтенных журналах появление в Таллинской бухте шлюпки с парусом, принимающим периодически алый цвет? Насчёт постов СНиС - это военно-морская Служба Наблюдения и Связи, посты которой, расположенные на берегу, наблюдают за обстановкой на акватории.
А насчёт фиксации ими, я вспомнил то ли байку, то ли действительный случай, о котором прочитал в мемуарах одного из наших адмиралов, не помню, кого именно. Оказывается, первые катера на воздушной подушке были созданы в СССР ещё до войны. Испытания их проводились, как почти все тогда в СССР, в обстановке строжайшей секретности. А, поскольку эти суда могут передвигаться не только по водной глади, но и по суше, стоянку для них, чтобы скрыть их от посторонних глаз, определили в укромном месте на берегу.
И вот, старшина поста СНиС, ставший невольным свидетелем первого испытания катера на воздушной подушке, сделал следующую запись в вахтенном журнале: "Торпедный катер выполз на берег и скрылся в лесу". Почему "торпедный катер" - он знал, что с такой скоростью, в туче брызг, носятся по морю только торпедные катера.
А "выполз на берег и скрылся в лесу" - добросовестно зафиксировал то, что видели глаза, может быть даже "рассудку вопреки". Железное флотское правило по ведению вахтенного журнала: "Что наблюдаешь, то - пиши. Чего не наблюдаешь - не пиши".
Но возвращаюсь к нашим тренировкам. Активно участвовал в травле и Колесников. А неумеренное вкрапление знаменитого словечка-паразита, придавало его анекдотам особую пикантность. Мне запомнился рассказ его о командире роты, когда он ещё учился в училище. Запомнился, правда, не присказкой, а содержанием. Командир роты у них был Героем Советского Союза.
Как-то он рассказал им, за что его удостоили этого звания. Во время войны он был командиром катера на флоте. Однажды катер в бою потопили, но части команды удалось спастись. Катеров не хватало, оставшихся в живых членов экипажа направили в морскую пехоту. Он стал командовать ротой. В то время наши войска с боями вышли в Днепру, началась подготовка к форсированию этой реки. Все понимали, насколько это будет сложно.
Опытный ротный старшина посоветовал:
- Товарищ командир, перед форсированием войскам дадут водку. Вы в своём рапорте снизьте наши потери на подходе к Днепру, потом спишем на форсирование, а пока получим больше водки на роту.
Так он и сделал. Получили водки много. Командир солдат не обидел, но и сам принял столько, что отрубился. Прозвучала команда загружаться в плав средства, а он никакой. Мужик, видно, был неплохой.
Солдаты не бросили его, погрузили в лодку, сели сами. Подгребли к другому берегу, выскочили, вытащили и его. Продвигаются вперёд, и его за собой волокут. Понемногу он и сам начал что-то соображать, команды какие-то подавать.
А потом, за то, что в числе первых переправился через Днепр, способствовал захвату и обороне плацдарма, присвоили звание Героя Советского Союза. А имели бы солдаты на него зуб, оставили бы на левом берегу, пошёл бы под трибунал.
Помню, мы потом с ребятами обсуждали эту историю, правильно или неправильно его наградили. Решили все же, что правильно, все они, фронтовики, достойны самых высоких наград. Просто, кому-то с ними повезло, кому-то нет.
Кстати, знаменит был Колесников и фразой, с которой он начал свою службу в ТМУ. В первый же день, после перевода его с флота в наше училище, он собрал старшин своей роты и коротко, но красочно изложил им свою доктрину:
- Я курсантам, бёнть, говна не сделаю, но вас, старшины, бёнть, за любое нарушение дисциплины в роте, бёнть, вы... (короче говоря, вам, парням с нормальной сексуальной ориентацией, сделаю очень нехорошо).
К слову, вспомнился анекдот: к знаменитому пирату капитану Флинту подходит молодой пират и говорит:
- Капитан, мне сегодня прислали голубую метку. Я знаю, что чёрная метка означает, что меня скоро убьют, а что означает голубая метка, я не знаю.
- Тоже ничего хорошего, - ответил капитан Флинт...
Улица Сяде, на которой располагался наш экипаж, была короткой: от Пикк, где она начиналась, до Вене, где заканчивалась, метров триста. Жилых домов на ней, практически не было. В начале ее стояла большая церковь Святого Духа.
Напротив были казармы комендантской роты. В роте было человек сто пятьдесят матросов. В дни увольнений они несли патрульную службу, за что их ненавидел весь флот.
Их и увольняли-то в те дни, когда на флоте не было увольнений, а то бы возвращаться им из каждого увольнения с битыми мордами.
Дальше по той стороне было какое-то ателье, по нашей стороне тянулось здание экипажа. Вечером после отбоя у нас и у матросов, на Сяде почти не души. Эта-то безлюдность однажды и сбила с толка какого-то заезжего бандюгана.
Как-то в конце мая едва мы заснули, с улицы раздались женские крики о помощи. Все вскочили, и в чем были - в трусах и тельниках, сунули ноги в ботинки и кинулись на улицу.
Через несколько секунд Сяде заполнила толпа полуодетых курсантов, а сверху с криками и улюлюканьем, размахивая бляхами, уже неслись в таком же виде матросы комендатуры.
Не знаю, что подумал несчастный громила, но бежал он от нас с такой скоростью, что не смогли его догнать даже наши спринтеры, чемпионы Спартакиады мореходных училищ Валентин Стоянов и другие. Думаю, можно считать, что он получил тяжёлую психологическую травму на производстве.
Оказалось, когда девушка шла по Сяде, к ней подбежал мужчина, достал нож и потребовал деньги и драгоценности. Зная, что здесь экипаж мореходки, она стала звать на помощь.
Долго мы потом смеялись, вспоминая, как удирал от нас неудавшийся грабитель, и представляя, как ошарашен он был появлением невесть откуда толпы полуголых моряков на совершенно пустой до этого улице.