Вот ещё одна правда о войне. На этом я, пожалуй, о войне закончу. Почему я так много места уделил этой теме, хотя никто из моих близких не воевал, и война своим кровавым опахалом не коснулась нашей семьи, одной из немногих в стране? Все равно, я считаю, что это было самое значительное событие в моей жизни. Четыре года мы все жили одним: войной. Она была с нами каждую минуту. И хотя она была далеко от нас, она все время напоминала о себе: похоронками на отцов наших сверстников, солдатами, уходящими на фронт, ранеными в госпиталях, инвалидами, нехваткой продуктов, в конце концов, и нашими играми - ведь играли мы только в войну. Так было и в Куйбышеве, и в Каштаке, и в Тбилиси, и в Рустави. Поэтому, я считаю День Победы одним из самых главных праздников.
Один мой товарищ, которому я дал почитать то, что написал о своём детстве, упрекнул меня: -Ты все очерняешь. Ты не пишешь о наших победах. Ты тенденциозно вставил подборки из газет. Я не согласен с ним. Я ничего не хочу очернять. Я пишу это для своих внуков, правнуков. Я знаю, что о наших победах им расскажут в школе, они все время будут слышать об этом по телевизору, или что там ещё у них будет, прочитают об этом в книгах, если в то время будут читать книги.
Мне хочется, чтобы они узнали, какой ценой была добыта эта победа. И надеюсь, это не принизит значение победы в их глазах, а вызовет ещё большее уважение к нашему народу. Люди, порой, находились в нечеловеческих условиях, им приходилось преодолевать неимоверные трудности не только тогда, когда они шли в бой. Они преодолевали их и в своём повседневном быту. И часто эти трудности не были объективными, они было результатом скотского, безразличного отношения руководителей страны к своему народу, к русскому солдату.
И люди видели и понимали это, но, повторяю, основная масса воевала не за товарища Сталина и политбюро РКП(б), как в те годы именовалась коммунистическая партия, а за свою Родину. Так же, как проливали за неё кровь дружинники Александра Невского и Дмитрия Донского, ополченцы Минина и Пожарского, гренадёры Кутузова, матросы Нахимова и миллионы безымянных наших предков, которые отстаивали эту землю от полчищ захватчиков разных племён и религий, стремившихся поработить или уничтожить наш народ.
И люди все это вынесли.
Казалось бы, после одной такой трагедии народу, чтобы прийти в себя, нужно не меньше века. А Россия на протяжении ХХ века испытала таких трагедий, как минимум, две. Я имею в виду гражданскую войну. Мы, родившиеся и выросшие в Советском Союзе, с детства смотрели фильмы "Чапаев", "Мы из Кронштадта", "Оптимистическая трагедия", "Любовь Яровая" и ещё много других, не таких знаменитых лент, рассказывающих о гражданской войне. Читали "Как закалялась сталь" Н. Островского, "Хождение по мукам" и "Хлеб" А. Толстого, "Разгром" А. Фадеева и опять же множество других книг и книжонок.
В наших учебниках были литографии картин "Допрос коммунистов", по-моему, Иогансона и "Оборона Петрограда" Дейнеки. Все эти произведения демонстрировали нам благородство и чистоту помыслов борцов за свободу - красных и моральную несостоятельность, ущербность, звериную жестокость их противников - белых. Если мы играли в детстве после просмотра одного из таких фильмов в войну, все хотели быть красными, быть белым никто не хотел.
Конечно, с возрастом мы начинали понимать, что все было не так однозначно. Что с обеих сторон друг против друга стояли русские люди. Что гражданская война, когда народ начинает уничтожать сам себя - это самая большая трагедия, которая может постичь страну. Но мы не были знакомы со свидетельствованиями противоположной стороны - так называемых "белых".
В октябре 1997 года в "Известиях" под рубрикой "Октябрь 1917 - 1997" появилась статья Виталия Ярошевского "Смешно, но я устал жить". Текст самой статьи я буду набирать курсивом, а тексты сочинений, приведённых в ней, обычным текстом.
Больше ничего о ней говорить не нужно, нужно просто прочитать ее.
Книга "Дети эмиграции" издана в Праге в 1925 году Педагогическим бюро по делам средней и низшей русской школы за границей. По форме - сборник ученических сочинений. По сути - летопись "окаянных дней" России.
Началось все 23 декабря 1923 года в русской гимназии в чешском городе Моравска-Тршебова, знаменитом учебном заведении, крупнейшем среди российских эмигрантских школ. В канун католического Рождества, совершенно неожиданно для учащихся и педагогов были отменены два смежных урока. Изменение в школьное расписание внёс директор гимназии А.П. Петров. Детей попросили написать сочинение на тему "Мои воспоминания с 1917 года по день поступления в гимназию".
Спустя некоторое время пражские педагоги предложили подобную тему ученикам русских гимназий и в других странах. Откликнулись многие - в Турции, Болгарии, Югославии, а также и в самой Чехословакии. К 1 марта 1925 года в Прагу были доставлены 2400 сочинений:500 рукописных страниц, авторам которых в 1917 году было от 6 до 16 лет.
Родители авторов - как правило, из средней городской интеллигенции. Географически представлена едва ли не вся Россия. Отправные точки эмиграции - Одесса, Новороссийск, Крым, Архангельск, Владивосток. Многие дети покинули родину со своими учебными заведениями, без родителей.
Меньшая часть эмигрировала после гражданской войны, пережив голод 1921 года, о чем напоминают такие строки, выведенные детской рукой: ..."Там начали есть человеческое мясо, и часто бывали случаи, что на улицах устраивали капканы, ловили людей, делали из них кушанья и продавали на базарах".
Впрочем, это - уже из более поздних послереволюционных воспоминаний. А были и ранние...
"Меня и мать расстреляли..." Детские мемуары о революции. Ещё февральской. "Директор вынул из кармана телеграмму и начал медленно читать. Наступила гробовая тишина. "Николай Второй отрёкся от престола" - чуть слышно прочитал он. И тут не выдержал старик, слезы одна за другой, слезы солдата, покатились из его глаз...Что теперь будет? Разошлись по классам, сели за парты, тихо, чинно. Было такое впечатление, что в доме покойник".
"После отречения Государя вся моя дальнейшая жизнь показалась мне серой и бесцельной". "Нас заставили присягать Временному Правительству, но я отказался. Был целый скандал. Меня спросили, отчего я не хочу присягать. Я ответил, что я присягал Государю, которого я знал, а теперь меня заставляют присягать людям, которых я не знаю. Он (директор) прочитал мне нотацию, пожал руку и сказал: "Я Вас уважаю".
Далее - октябрь. Первые дни...
"Солдаты, тонувшие в цистернах со спиртом, митинги, семечки, красные банты, растерзанный вид".
"Вечером большевики поставили против нашего корпуса орудия и начали обстреливать училище. Наше отделения собралось в классе. Чтобы время быстрее шло, мы рассказывали различные истории, все старались казаться спокойными. Некоторым это не удавалось, и они, спрятавшись по углам, чтобы их никто не видел, плакали".
"Когда нас привезли в крепость и поставили в ряд для присяги большевикам, подошедший ко мне матрос спросил, сколько мне лет. Я сказал: девять, на что он выругался по-матросски и ударил меня своим кулаком в лицо. Очнулся я тогда, когда юнкера выходили из ворот. На том месте, где стояли юнкера, лежали убитые, и какой-то рабочий стаскивал сапоги. Я без оглядки бросился бежать к воротам, где меня ещё в спину ударили прикладом".
"Альбатросы революции, "братишки" в бескозырках... Часто они "вторгаются в воспоминания детей-эмигрантов, ничего, кроме ужаса, ненависти и гнетущего страха, не вызывая в их душах". "Я начинал чувствовать ненависть к большевикам, а особенно к матросам, этим наглым лицам открытыми шеями и звериным взглядом".
"Это были гады, пропитанные кровью, которые ничего не знали человеческого". "По каналам вылавливали посиневшие и распухшие маленькие трупы кадетов"
"Помню жестокую расправу с офицерами" Детские жизни...Такие разные. Только горькая судьба была на всех одна. Искал в этих сочинениях и не нашёл беззаботности, смеха, упоминаний об играх и игрушках, света первой любви - всего, что отличает человека в юном возрасте. Зато в избытке - кровь, смерть, пуля, застенки, пытки, вражда, ярость...
"И потянулись страшные памятные дни. По ночам, лёжа в постели, жутко прислушиваешься к тишине. Вот слышен шум автомобиля. И сердце сжимается и бьётся, как пойманная птичка. Этот автомобиль несёт смерть... Так погиб дядя, так погибло много моих родных и знакомых....
Когда с нами впервые случился 1937 год? Ответ есть: тогда, в 1917-м.
"Матросы озверели и мучили ужасно офицеров. Я сам был свидетелем одного расстрела: привели трёх мичманов, одного из них убили наповал, другому матрос выстрелил в лицо, тот остался без глаза и умолял добить, но матрос только смеялся и изредка колол его в живот. Третьему распороли живот и мучили, пока он не умер".
"Несколько большевиков избивали офицера чем попало: один колол его штыком, другой бил ружьём, третий поленом. Наконец, офицер упал в изнеможении, и они, разъярившись, как звери при виде крови, начали топтать его ногами".
"Помню жестокую расправу большевиками с офицерами Варнавинского полка в Новороссийске. Ночью офицерам привязали к ногам ядра и бросили с пристани в воду. Через некоторое время трупы начали всплывать и выбрасываться волнами на берег. После этого долгое время никто не покупал рыбу, так как стали в ней попадаться пальцы трупов".
"Я быстро подбежал к окну и увидел, как разъярённая толпа избивала старого полковника. Она сорвала с него погоны, кокарду и плевала в лицо. Я не мог больше смотреть на эти зверские лица. Через несколько часов долгого и мучительного ожидания я подошёл к окну и увидел такую страшную картину, которую не забуду до смерти: этот старик полковник лежал изрубленный на части. Таких много я видел случаев, но не в состоянии их описывать".
"Расстрелы у нас были в неделю три раза: в четверг, субботу и воскресенье. И утром, когда мы шли на базар продавать вещи, видели огромную полосу крови на мостовой, которую лизали собаки".
"Офицеры устроили в Ставрополе восстание, но оно было открыто, всех ожидала несомненная смерть, казни проводили в юнкерском училище: вырывали ногти, отрезали уши, вырезали на коже погоны и лампасы".
"Дом доктора реквизировали под чрезвычайную комиссию, где расстреливали, а чтобы расстрелов не было слышно, играла музыка".
"Пришли чекисты и стали выволакивать со двора ужасные посинелые трупы и на глазах у всех прохожих разрубать их на части, потом, лопатами, как сор, бросать на воз, и весь этот мусор людских тел, эти окровавленные куски мяса были увезены равнодушными китайцами. Впечатление было потрясающее, их телеги сочилась кровь, сквозь доски глядели два застывших глаза отрубленной головы, из другой дыры торчала женская рука и при каждом толчке начинала махать кистью. На дворе после этой операции остались кусочки кожи, кровь, косточки. И все это какая-то женщина очень спокойно, взяв метлу, смела в одну кучу и унесла".
"Добровольцы забрали Киев, и мой дедушка со мной пошёл в чрезвычайку. Там был вырыт колодезь для крови, на стенах висели волосы".
"Большевики ушли, в город вступили поляки. Начались раскопки. На другой день я пошёл в чека. Она занимала дом и сад. Все дорожки были открыты и там лежали отрезанные уши, скальпы, носы и другие части тела. На русском кладбище откопали трупы со связанными проволокой руками".
"Помню Владимирский собор в Киеве и в нем тридцать гробов и каждый гроб был занят или гимназистом, или юнкером. Помню крик дамы в том же соборе, когда она в кровавой каше мяса и костей по случайно найденному ею крестику, узнала сына".
"Утешаю себя мыслью, что когда-нибудь отомщу за Россию" Дети и война, дети на войне. Что может быть ужаснее? Быть может одно: дети-убийцы.
"В августе 1919 года нам попались комиссары. Отряд наш на три четверти состоял из кадетов, студентов и гимназистов...Мы все стыдились идти расстреливать. Тогда наш командир бросил жребий, и мне из числа двенадцати выпало быть убийцей. Да, я участвовал в расстреле четырёх комиссаров, а когда один недобитый стал мучиться, я выстрелил ему из карабина в висок. Помню, что вложил ему в рану палец и понюхал мозг. Потом меня мучили кошмары и чудилась кровь. Я навеки стал нервным, мне в темноте мерещатся глаза моего комиссара, а ведь прошло уже четыре года. Забылось многое.... Но кто снимет с меня кровь? Мне страшно иногда по ночам".
Это и была так называемая революционная справедливость: кровь за кровь. "Мы получили известие, что отец убит большевиками в одном из боев. Привезли труп отца. В тот же день большевики заняли город. Несколько пьяных матросов, с ног до головы обвешанных оружием, бомбами и перевитых пулемётными лентами, ворвались в нашу квартиру с громкими криками и бранью: начался обыск. Все более или менее ценное быстро исчезло в поместительных карманах "борцов за свободу". Прижавшись к матери, дрожа всем телом, я с ужасом смотрел на пьяные, жестокие, злобные лица матросов. Даже иконы срывали эти богохульники, били их прикладами, топтали ногами.
Добрались до комнаты, где лежало тело отца, окружили гроб, стали издеваться над телом. Мать и сестры стали умолять их не трогать мёртвого. Но их мольбы ещё более раздражали негодяев. Один из них ударил мать штыком в грудь, а сестру тут же расстреляли. Мой двоюродный брат, приехавший к нам в гости, попал на штык матроса. Матрос подбрасывал брата в воздух, как мячик, и ловил на штык... Матросы стали уходить. Один обернулся и, увидев меня, закричал: "А вот ещё один!" ...
Последовал удар прикладом по голове, и я упал без чувств. Очнувшись, услыхал чьи-то глухие стоны. Стонала мать. Через некоторое время она скончалась. Я почувствовал, что я остался один. Все близкое, родное, дорогое так безжалостно отобрали у меня. Хотелось плакать, но я не мог". "Арестовали отца...
Нам не дали даже попрощаться, сказав: "На том свете увидитесь". Пришли немцы...
Отец вернулся. Опять большевики. Отец вновь попал в чрезвычайку, где заболел. Чтобы отец лёг в больницу при тюрьме, нужно было сесть кому-нибудь из семьи на его место. Пришлось идти мне. Просидел две с половиной недели. За этот срок меня 4 раза пороли шомполами за то, что не хотел отказаться от своего отца...
В полночь за нами пришли красноармейцы, с которыми была одна женщина. Построив по росту, они отвели нас в подвал. Раздев нас до гола (среди нас были и женщины), они отобрали несколько офицеров и поставили к стенке. Прогремели выстрелы, раздались стоны. После чего женщина-комиссар передала женщин красноармейцам для потехи у нас же на глазах...
Ко мне подошла чекистка и сказала: "Какой ты красивый мальчик! Знаешь что, идём со мной на ночь, и ты будешь счастлив. Ты много узнаешь и станешь миом товарищем". Она грубо засмеялась и потащила меня в смежную комнату. Не помня себя, я закричал и заплакал.
Она оттолкнула меня и сказала: "Уведите назад этого паршивца, я сегодня не в настроении".
Строки из того же сочинения: "Я решил поступить в добровольческий отряд и поступил...
С трепетом прижимал я к плечу винтовку и радовался, когда видел, как "борец за свободу" со стоном, который казался мне музыкой, испускает дух".
"Утешаю себя мыслью, что когда-нибудь отомщу за Россию и за Государя, и за русских, и за мать, и за все, что мне так дорого. Как они глупы! Они хотели вырвать из души людей то, что было в крови, в сердце".
"У меня ничего нет, кроме сознания, что я русский человек"
"Пришёл солдат и нас куда-то повели. На вопрос, что с нами сделают, он, гладя меня по голове, ответил: "Расстреляют". Нас привели во двор, где стояло несколько китайцев с ружьями. Я не чувствовал страха. Я видел маму, которая шептала: "Россия, Россия.", и папу, сжимавшего мамину руку".
"С радостным лицом шли мы в бой, провожаемые родными...
И трижды будь проклят тот, кто не сумел оценить нашей любви, кто не сумел поступиться своими предрассудками ради величия России".
"Чувствовать, что у себя на родине ты чужой, - это хуже всего на свете".
Тяжелы и трогательны сцены расставания детей с родителями.
"Помню также, в самую последнюю минуту, уже со всех ног бросившись бежать к корпусу, я вдруг вернулся и отдал матери часы-браслет, оставшиеся мне от отца. Ещё несколько раз поцеловав мать, я побежал в помещение, чтобы где-нибудь в уголке пережить своё горе".
"Наступил день эвакуации... С глубокой тоской простилась мамочка со мной и благословила в далёкий тяжёлый путь".
Псковский кадетский корпус уходил через Казань, Омск, Владивосток. Потом - Шанхай, Цейлон, Порт-Саид...Московский корпус эвакуировался через Полтаву, Владикавказ, Мцхету, Батуми, Феодосию. И псковичей, и москвичей приютила Югославия. Скитальцы, перелётные птицы с тяжёлой судьбой устремились на юг...
Донской корпус отступал от Новочеркасска через Кущевку в Новороссийск.
"Большевики были в 40 верстах. Мы, младшие кадеты, были возбуждены. У многих был замысел бежать на фронт. День 22 февраля склонялся к вечеру, когда нам объявили, что в 8 часов корпус выступает из города. За полчаса до отхода был отслужен напутственный молебен. После молебна была подана команда построиться в сотни...
У командира блеснули на глазах слезы. Наконец мы перекрестившись на кадетскую икону, подобравши свои сумочки, стали тихо выходить из корпуса. Это шествие напоминало похоронную процессию".
"Особенно жалко было смотреть на малышей, среди которых попадались 8 и 9 лет... завёрнутые в огромные шинели, с натёртыми до крови ногами... Кадеты помогали друг другу и шли, шли, шли".
А за ними шла война, катилось "Красное колесо". "Из России, как из дырявой бочки все больше и больше приливало красных. Помню выкрик одной старухи по их адресу: "У, проклятые! Ишь, понацепили красного тряпья, так и Россию кровью зальёте, как себя бантами разукрасили". "Россию посетил голод, мор и болезни, она сделалась худою, бедною, оборванною нищенкою. Бежали от неё и богатые, и бедные".
За простотою детских строк притаился смертельный ужас. И кто скажет, что надо пережить, чтобы подняться до такого вот обобщения:
"Человечество не понимает, может быть, не может, может быть, не хочет понять кровавую драму, разыгранную на родине. Если бы оно перенесло хоть частицу того, что испытал и перечувствовал каждый русский, то на стоны, на призыв тех, кто остался в тисках палачей, ответило бы дружным криком против нечеловеческих страданий несчастных людей".
"У меня нет ничего собственного, кроме сознания, что я русский человек. Любовь и вера в Россию - это все наше богатство. Если и это потеряем, от жизнь будет для нас бесцельной".
2400 русских подростков выполнили необыкновенную работу: искренне и просто рассказали о пережитом, о революции, пожирающей не только своих, но и чужих детей (а дети "белых", как и сами "белые", были для неёчужими).
Жизнь втиснула их в заколдованный круг смерти и страданий, крови и лишений, в круг взаимного истребления оказавшихся по разные стороны баррикад взрослых. Дети видели все, даже человека, который через мгновение будет расстрелян и уже как бы перестал жить.
Один с любопытством совал палец в раскроенный череп и нюхал мозг им же добитого раненого.
Другой кричал в ужасе: "Бабушка, не хочу умирать!"
В бессонные ночи мальчики и девочки прислушивались к жуткому шуму автомобилей, несущих смерть. У многих на глазах убили или замучили отца или мать.
Какие прорублены просеки в генофонде нации! Не хочу рассуждать о литературных достоинствах школьных сочинений. Думаю о состоянии детских душ, истерзанных до крови.
Если мы когда-нибудь будем судить идеологию убийства, психологию насилия и партию палачей, то эти сочинения должны стать на грядущем суде неопровержимым доказательством и беспощадным приговором, написанным в самом начале кошмарного пути страны в коммунистический тупик.
А пока спросим себя: откуда мы родом? И, не убоявшись боли, признаемся: из тех чрезвычаек. Хотя не мы стреляли. Но так и прошли через покаяние. А значит - и на нас грех.
Последнее время все чаще задаём мы себе вопрос: что же будет с нами, со страной? Внятного ответа по-прежнему нет. Но и сейчас я твёрдо знаю, чего не должно быть - таких сочинений на тему, увы, подсказанную прошлой жизнью, и такого признания, написанного рукой ребёнка более семидесяти лет тому назад: "Смешно, но я устал жить".
Я помню, когда прочитал эту статью, решил ее обязательно сохранить.
Я почувствовал, что при всей нашей свободе слова, а по сравнению с советскими годами, свобода слова можно сейчас писать без кавычек, вряд ли подобные материалы будут публиковаться.
Ведь действительно, мы не покаялись. А раз мы не каемся, значит, мы не считаем то, что творилось в России с 1917 года до начала 90-х, грехом, вернее, преступлением. Хотя говорят, что в демократическом обществе определение "преступник", "преступление" может вынести только суд.
Ну что же, пусть будет суд. Пусть он в качестве свидетельств привлечёт эти сочинения.
Пусть даст правовую оценку высказыванию большевистского вождя Ленина: "Пусть девяносто процентов русского народа погибнет, лишь бы десять процентов дожили до мировой революции" (Соловьёв В.М. "История Отечества: Популярная энциклопедия". М. АСТ-ПРЕСС, 2000. Статья "Ленин (Ульянов) Владимир Ильич").
В июне 1918 года, уже, будучи Председателем совета народных комиссаров Ленин писал: "Надо поощрять энергию и массовость террора" И это не было только словами. После убийства в Петрограде 30.08.1918 года председателя Петроградской ЧК Урицкого (Борецкого) Моисея Соломоновича, только в один день 3.09.1918 было расстреляно 900 "заложников и подозрительных лиц", то есть, людей, не причастных к событиям 30 августа. Вот она, "энергия и массовость террора".
Специальная комиссия, созданная в 1919 году по инициативе генерала А.И. Деникина на территории, освобождённой Добровольческой армией от большевистского режима, установила, что в общей сложности жертвы советских репрессий в 1918 - 1920 составили 1 миллион 700 тыс. убитых и замученных (умерших от пыток и истязаний).
Конечно, это ещё не 90 процентов русского народа, но все равно, цифра впечатляет. "Чрезвычайкам" пришлось потрудиться в поте лица, претворяя в жизнь призывы "вождя революции" или, по определению В. Маяковского, "самого человечного человека".
Нацисты, наверное, только к концу войны вышли в своих концлагерях на такие темпы уничтожения "человеческого материала". Только нацисты осуждены международным судом и признаны преступниками, а у нас в каждом городе по несколько статуй Ленина, везде проспекты и улицы Ленина, а мумия его лежит на Красной площади в Москве - самой "главной" площади России, страны, народ которой он так своеобразно любил при жизни.
Говоря о покаянии, я не призываю каждого из нас посыпать голову пеплом и просить прощения у всего мира. Народ России сам стал первой жертвой международной банды коммунистов, которая называла себя "интернационалом". Они попробовали Россию на прочность ещё в 1905 году.
Они решили, что легче всего это сделать, когда Россия оказалась втянутой в войну с Японией. Руководителями так называемой "первой русской революции" были Троцкий и некто Парвус (Александр Львович Генфельд) - выходец их еврейского местечка на западе России. К сожалению, имя этого дьявола и его гнусные дела мало известны в настоящее время. Коммунисты в годы своего правления делали все, чтобы предать его забвению. Потому что позднее, в 1917 году он был кукловодом Ленина и компании.
Кто финансировал это мероприятие - революцию 1905 года, ясно. Именно тогда было впервые осуществлено манипулирование общественным мнением. Огромные деньги тратились на подкуп продажных писак. Газеты пестрели ложью. Врали о причинах возникновения конфликта. Смаковались наши военные неудачи. Обливались грязью армия и флот. Дошло до того, что некоторые наши "либералы" после Цусимской трагедии посылали поздравительные телеграммы японскому императору. Какой сдвиг должен был произойти в головах, так называемой интеллигенции, чтобы люди радовались гибели пяти тысяч своих соотечественников, потере почти всего флота - достояния России. Парвус убедился в великой силе управляемой прессы. Тогда Россия сумела преодолеть этот кризис.
Реформы, которые начал проводить Столыпин, консолидировали общество. Небывало высокими темпами стали развиваться промышленность, финансы, аграрный сектор. Страны Запада со страхом смотрели на мужание Российского гиганта. Идеологи "революции" укрылись за границей. В рядах их царило уныние, они считали, что Россия для них потеряна. Реванш они взяли в 1917 году.
Цели большевиков - развал России, совпали с целями руководства Германии, которое в этом случае надеялось избежать поражения в войне. К тому времени оно стало вырисовываться все зримее. В изнурённой трёхлетней войной России большевики, получая десятки миллионов рублей от германского генштаба через Парвуса и его агентов, развернули подрывную работу. Опять продажные писаки поливали грязью армию, раздувались военные неудачи. Подкупленные немецкими деньгами, депутаты Думы произносили с трибуны подстрекательские речи. Клеветали на царскую семью, на высшее руководство России. Все это прикрывалось тревогой о судьбе страны. Власти решительных мер по отношению к предателям не принимали. Видя свою безнаказанность, они все больше и больше наглели.
Организовывались забастовки на заводах и железной дороге. Причём, бастующие получали от профсоюзов компенсации потерь в заработной плате. Они не ходили на работу, а зарплату им выплачивали. Все из тех же немецких денег.
Организовывался саботаж в снабжении населения продуктами. В столицах народ голодал, а в Сибири стояли эшелоны с зерном, но в Центр этот хлеб не поступал, железная дорога была парализована забастовками. Делалось все, чтобы усилить недовольство масс. Февральская революция Германию не удовлетворила. Временное правительство было намерено продолжать войну до победного конца. Тогда в качестве немецкого секретного оружия в запломбированном вагоне в Россию был направлен Ленин со своими приспешниками. Подачки немцев большевикам стали ещё значительнее.
В ноябре 1917 большевики произвели государственный переворот. Захватив власть, большевики первым делом принялись за уничтожение русского народа - основу Российского государства. Физически уничтожить его в короткое время было невозможно, это понимали и Ленин, и остальные палачи. Стали уничтожать его душу. Что тело без души - зомби.
Уничтожались иерархи православной церкви, взрывались храмы, закрывались монастыри, священников и монахов расстреливали. Уничтожались или высылались за границу философы, учёные, писатели, те, кто не успел или не хотел эмигрировать. Уничтожалось физически дворянство, казачество, зажиточное крестьянство. Остаться должна была серая масса, предназначенная беспрекословно претворять в жизнь бредни Маркса-Энгельса-Ленина. С тех пор в России воцарился террор - физический и моральный. Миллионы людей были уничтожены, десятки миллионов прошли через тюрьмы, лагеря, ссылки.
Все было под контролем вездесущего ЧК - ГПУ - ОГПУ - МГБ - КГБ. Названия этого органа менялись, суть оставалась та же - подавлять и карать не только выступающих против господствующей идеологии, но и любое инакомыслие. Неосторожно сказанное слово, анекдот, рассказанный в компании, могли привести не только в тюрьму, но и под пулю палача.
Страна была оккупирована коммунистами, как когда-то Русь татаро-монголами.
Только тогда это были иноплеменники, а теперь свои же, русские, украинцы, белорусы, грузины. Среди всех народов нашлись отщепенцы, за тридцать серебряников предающие своих.
После смерти Сталина уничтожать и сажать стали меньше, но моральный террор продолжался. В детских садах, в школах детям вдалбывали байки про "доброго дедушку Ленина", про "когорту стальных рыцарей революции", не жалеющих себя во "имя блага народа". Мы становились октябрятами, пионерами, комсомольцами. Примером для пионеров служил Павлик Морозов, подведший своего отца под расстрел. Это считалось высшей доблестью для пионера.
Число рядов коммунистической партии насчитывало десятки миллионов человек. Коммунисту было легче сделать карьеру. В любом предприятии руководитель должен был быть коммунистом. Вместо того, чтобы поднимать жизненный уровень народа, миллиарды рублей тратились на помощь "братским народам" - странам, где влияние коммунистов было значительным. Управление экономикой было неэффективным, идеализированным. Нарастали экономический и политический кризисы. Все это рухнуло в 1991 году.
Теперь число рядов членов компартии, по словам коммунистов, насчитывает сто с лишним тысяч - одна десятая процента населения вместо 10 - 15 процентов раньше.
И нашим покаянием должен быть суд над марксистско-ленинской идеологией, признание ее преступной, запрещение её. "Вы хотите осудить народ, победивший фашизм" - кричат сейчас коммунисты. Нет, мы хотим осудить людоедскую идеологию. Народ победил фашизм, защищая свою родину - Россию, а не ради торжества коммунизма во всем мире. Этому народу самому коммунизм поперёк горла стоял. И лучшее доказательство тому - количество членов компартии в настоящее время.
Я вспоминаю 1992 год. Тогда, да и все советское время, мы в магазины, особенно промтоварные ездили не за какой-то конкретной вещью, а посмотреть, как тогда говорили, "что дают". Если повезёт, покупали то, что необходимо сейчас, но часто покупали и впрок. Пусть полежит, вдруг понадобится когда-нибудь.
Заехал и я как-то в ГУМ, походил, ничего полезного для себя не обнаружил. Слышу объявление: - В здании музея Ленина на третьем этаже открыт магазин от МММ (популярная тогда фирма, которая оказалась пирамидой и с треском потом лопнула, поглотив сбережения многих вкладчиков), большой выбор товаров, цены умеренные.
Думаю, дай зайду, вдруг что-нибудь куплю полезное. Пошёл. В вестибюле музея стоит турникет, вроде тех, которые стоят в метро, только он не перекрывается. Прошёл через турникет, поднялся на третий этаж, но ничего особенного не обнаружил и поехал домой.
А спустя несколько дней в "Новостях" по телевизору слышу выступление Зюганова - руководителя компартии. Говорил он примерно следующее:
- В средствах массовой информации муссируются предложения о закрытии музея Ленина. Мы специально на входе в музей установили турникеты со счётчиками, которые считают посетителей. Знаете, сколько человек посещают ежедневно музей.
Тут-то я и вспомнил магазин МММ на третьем этаже музея. Конечно, этот маленький подлог, не самое главное, что творили коммунисты, но очень характерен для них. Вранье, подтасовки - они всегда пользовались этими методами.
Но я хочу рассказать случай, который произошёл в самый разгар "исторического материализма" как говори Остап Ибрагимович Бендер.
Году в 1969-1970 мы у нас в доме в Аксиньино (деревня Аксиньино располагалась около метро "Речной вокзал", у нас и адрес был Москва-195 деревня Аксиньино, дом 69) отмечали какое-то событие, кажется, очередную годовщину ВОСР - Великой Октябрьской социалистической революции, так это тогда называлось.
Это был один из главных праздников страны. Все заранее смотрели по календарю, на какие дни недели приходятся праздники. Самый неудачный вариант, это когда 7 и 8 ноября или 1 и 2 мая (праздничные дни), выпадали на субботу и воскресенье. В этом случае правительство выходные зажиливало и получалась как бы обычная по протяжённости рабочая неделя. Зато, сколько радости было, когда эти дни приходились на четверг и пятницу или понедельник и вторник. Получалось целых четыре дня выходных. К сожалению, выпадало это редко. Правда, иногда, если праздники приходились, допустим, на среду и четверг, воскресенье переносили на пятницу, и мы опять же гуляли непрерывно четыре дня. Но следующая рабочая неделя в этом случае получалась длиннее.
Однажды в мае такое воскресенье оказалось Пасхальным. Все равно, оно было объявлено рабочим днём, а нерабочей стала пятница. Говорили, что сам тогдашний Патриарх Пимен обращался к Брежневу, генеральному секретарю КПСС в те годы, фактическому главе государства, с просьбой не делать Пасхальный день рабочим. Якобы, церковь готова была даже оплатить все издержки того, что вся страна не работала бы один день.
Но куда там, ведь ещё сам товарищ Ленин был идейным борцом с "опиумом для народа", как он называл религию. Поэтому "дорогой товарищ Брежнев" просьбе Патриарха не внял и все осталось так, как было решено ЦК КПСС ранее.
Народ на ситуацию тут же откликнулся частушкой:
Спасибо партии родной
За любовь, за ласку,
Отобрали выходной,
Обос..ли Пасху.
Но возвращаюсь к 7 ноября. Утром все припадали к телевизорам, смотрели военный парад, иногда в нем участвовала новая ракетная техника, или ее муляжи. Все это потом обсуждалось между родственниками.
Во, какие мы могучие. Демонстрацию, которая растягивалась часа на два - три, смотрели уже в полглаза, да и то, только мы, мужчины. Женщины хлопотали на кухне - готовили праздничный ужин. Тут уж хозяйки не должны были ударить лицом в грязь. Так было и в тот день.
Ближе к вечеру приехали наши: папа, Тата с Серёгой, Додка с Валей. Выпивали, произносили тосты: как за здоровье всех близких, так и за Великую Октябрьскую революцию, за мировую революцию, за победу коммунизма во всем мире. Все это произносилось вполне серьёзно. Причём, интересно, в "Двенадцати стульях" на свадьбе Остапа с вдовой Грицацуевой, в числе других, были и тосты: "За ирригацию Узбекистана". Мы над этим смеялись.
Но и наши тогдашние тосты недалеко ушли от бендеровских. Глядя на нас, решила произнести тост и Оля, или как ее все тогда называли, Стрючок. Она подняла свой стаканчик с лимонадом и тоненьким голоском произнесла: "Давайте выпьем за то, чтобы не было ни войн, ни революций". Грянул гомерический хохот. Как же. Насчёт войн, все были согласны, но революций...
Революцию мы тогда считали свежим очистительным ветром, разгоняющим затхлую атмосферу разлагающегося строя насилия и эксплуатации человека человеком. И, угнетённые ранее люди, начинают вдыхать полной грудью сладкий воздух свободы. В них пробуждаются творческие силы, и они в едином порыве устремляются строить новое общество, конечной целью которого будет построение самого справедливого строя - коммунизма, о котором так мечтал великий Ленин. Услышав наш смех, Оля заплакала:
-Что вы смеётесь, разве я неправильно сказала?
Все наперебой, посмеиваясь, стали объяснять ей, что насчёт войн все верно, а революции - необходимы и пусть они будут.
Нужно помнить старую мудрость: "Устами младенца глаголет истина". Права была Оля, а не мы, взрослые придурки.
Теперь-то и до нас дошло, что революция не очистительный ветерок, а безжалостный ураган, уничтожающий все на своём пути: и левых, и правых, и виноватых, и безвинных - всех перетирают в прах ее страшные жернова.
Есть выражение: Революции готовят романтики, осуществляют фанатики, а плодами их пользуются мерзавцы.
У нас в России все несколько иначе, в том числе и с революцией. И готовили, и осуществляли, и воспользовались плодами нашей революции одни и те же люди: мерзавцы.
Я приводил выдержки из сочинений маленьких "белоэмигрантов", как их у нас называли в советское время. Эта вакханалия насилия, совершенно непонятная нечеловеческая жестокость. Может быть, подобное имело место при завоевании Руси татаро-монголами. Но там дикие кочевники напали на народ с чуждой им религией, культурой, обычаями. Что с них взять, дикари. А здесь русские люди зверски уничтожают русских же людей.
"Русский бунт, бессмысленный и беспощадный" - писал Пушкин. Как всегда, он глубже всех понимал Россию.
Может быть, так же разграбляли помещичьи усадьбы и вешали дворян разинцы и пугачевцы. А потом и их самих подвешивали на крюки за ребра палачи царя. И плоты с повешенными пугачевцами пускали плыть по Волге. Есть ли какое-то объяснение всему этому, или это такие тёмные глубины нашей национальной психики, понять которые невозможно и просто нужно делать все, чтобы не дать им вырваться наружу.
"Русский бунт, бессмысленный и беспощадный". Дай Бог, чтобы больше никогда Россия не испытала этой напасти. Это хуже нашествия врагов.
Но как произошло, что кучка экстремистов, которую даже и в начале февральской революции никто всерьёз не принимал, сумела захватить власть и, главное, победить в гражданской войне. Я, к сожалению, не историк и не обладаю достаточным багажом знаний, чтобы квалифицированно проанализировать обстановку того времени. Приведу то, что мне известно.
Когда в августе 1914 года император Николай II вышел на балкон Зимнего дворца и начал зачитывать манифест о вступлении России в войну, тысячи людей, собравшихся на площади перед дворцом, встали на колени и запели "Боже царя храни". Ленин из Швейцарии писал с горечью одному из своих соратников, что нынешнему поколению революционеров не суждено будет увидеть плоды своих трудов.
А в июле 1918 года Председатель Совнаркома Советской России Ленин на заседании проинформировал членов Совнаркома, что в ночь на 17 июля в Екатеринбурге расстрелян бывший император Николай Романов вместе с членами своей семьи. Прошло всего четыре года, и совсем другая страна, совсем другие люди во главе ее. В 1914 году Россия вступала в войну под лозунгом "Защитим братьев - славян". Имелась в виду Сербия, на которую напала Австро-Венгрия после убийства в Сараево студентом Гавриилом Принципом наследника австрийского престола эрцгерцога Фердинанда и его супруги. Славяне славянами, но одна из основных целей, которых пыталась Россия добиться в этой войне - захват Константинополя и установление контроля над проливами Босфор и Дарданеллы. Российский Черноморский флот в этом случае получал свободный выход в Средиземное море.
Наверняка, появились бы у нас военно-морские базы на Балканах и Россия приняла бы полноправное участие в Средиземноморской политике, проводимой великими державами. В Гвардейском морском экипаже был сформирован даже десантный отряд, в торжественной обстановке получивший крест, который он должен был установить на соборе Святой Софии (Ай-София) в Константинополе (Стамбуле). Кстати, я думаю, что если бы эта операция увенчалась успехом, наши союзники - Англия и Франция были бы готовы повернуть оружие против нас, но не допустили бы нашего контроля над проливами.
Основной целью Советской России, вернее, большевиков, захвативших власть в России, стала мировая революция. Для победы мировой революции они готовы были пожертвовать даже самой Россией.
В 1920 году, с эвакуацией войск генерала Врангеля из Крыма, закончилась гражданская война на европейской части России, а в 1922 году и вся Сибирь, и Дальний Восток стали советскими. Вся Россия оказалась под властью большевиков. Были ещё стычки с басмачами в Средней Азии, но они уже ничего не могли изменить.
Надо сказать, что, захватив власть, большевики не были готовы к управлению страной. Не было у них квалифицированных управленческих кадров. За исключением небольшой кучки интеллигентов, составлявших верхушку партии, их опорой стали латыши, евреи и китайцы. Последних в стране находилось несколько сот тысяч человек, впоследствии они, так же, как и латыши, были почти поголовно уничтожены.
Кстати, сейчас в Латвии говорят, о возмещении ей Россией экономического ущерба, нанесённого после оккупации советскими войсками в 1940 году. А почему бы не предъявить нам аналогичные претензии Латвии, воинские части которой, так называемые "латышские стрелки", стали преторианской гвардией большевиков и во многом способствовали тому, что в 1918-1919 годах большевики сумели удержаться у власти. Ущерб, нанесённый России и другим странам в результате правления большевиков не в состоянии возместить и тысяча Латвий со всеми их кильками, сливочным маслом и сметаной. Так что уж сидели бы себе и молчали.
Кстати, "латышами" называли тогда и литовские части, и эстонские. У всей Балтии, как говорится, рыльце в пушку. Нашу свободу они помогали подавлять, а теперь трубят на весь мир о том, как Россия подавляла их свободу.
Но, конечно, основным фактором, обеспечившим победу большевиков в гражданской войне, стало то, что они сумели привлечь на свою сторону крестьянство. Крестьяне составляли тогда около 80% населения страны, и именно то, кого поддержит большая часть крестьян, и решало исход гражданской войны. Надо сказать, что до 1917 года у большевиков не было чёткой позиции по аграрному вопросу. Как мы помним, вылупились они из "Союза борьбы за освобождение рабочего класса" и на крестьян особого внимания не обращали. Почему-то их беспокоило только положение рабочих, хотя к 1914 году Россия имела самое передовое законодательство по труду, и российские рабочие были гораздо лучше защищены от произвола работодателей, чем их английские, американские и прочие коллеги. Но большевикам необходимо было иметь какое-то прикрытие в своём стремлении к захвату власти в России, они выбрали борьбу за права рабочих, потому что крестьян они не знали совершенно и считали их мелкобуржуазной массой.
До февральских событий надежды Ленина подпитывались только германским генеральным штабом, выделившим на поддержку большевиков 50 миллионов золотых рублей, сумма по тем временам огромная. (Кстати, историки называют и другие цифры - и 60, и даже 100 миллионов). Взамен большевики обязались вести изнутри работу по развалу армии и страны в целом.
Кстати, как назвать партию, которая во время войны получает от врага деньги на деятельность, направленную на поражение своей страны в этой войне. И как назвать вождя этой партии.
Но когда после февральской революции, увидев слабость Временного Правительства, Ленин понял, что появился шанс захватить власть, срочно потребовалась аграрная программа партии, чтобы заручиться поддержкой крестьянства. "Ничтоже сумняшеся", Владимир Ильич взял аграрную программу своих "друзей-врагов" эсеров, хорошо знающих крестьянство и имеющих поддержку в их среде, и, почти ничего в ней не меняя, включил ее в программу большевиков. Надо сказать, что лозунги большевиков были, в основном, популистскими и, бросая их в массы, они далеко не всегда собирались претворять их в жизнь.
"Мир без аннексий и контрибуций", очень хороший призыв.
Тем более, для населения страны, измученной тяжёлой трёхлетней войной. Правда, год спустя, по Брестскому миру, подписанному Лениным же, Германия получила под свой протекторат обширные территории, принадлежавшие России. Кроме того, Россия выплатила, почти уже побеждённой к тому времени стране огромную контрибуцию. Везли миллионы пудов зерна, в то время как люди в Поволжье умирали с голода. Составами гнали в Германию золото.
Не исключено, что эта контрибуция помогла Германии продержаться ещё несколько месяцев в войне на западном фронте.
"Земля тем, кто ее обрабатывает". Да это же вековая мечта русского крестьянина. Отобрать все у помещиков и поделить. И тут большевики нашли горячую поддержку масс. Позже, работая "за палочки" на колхозных полях, крестьяне поняли, как ловко их, говоря современным языком, "кинули".
Но, говоря опять же современным языком: "Поздно пить "Боржоми", когда почки отвалились". Власть большевиками уже была захвачена, и о старых лозунгах можно забыть, как об обещании жениться, после того, как девушка обесчещена...
Когда наши войска в конце 1979 года вошли в Афганистан и было создано марионеточное "народное" правительство, первым делом наши идеологические советники решили провести земельную реформу. Этим проверенным способом они думали завоевать поддержку большинства населения страны. К разочарованию наших партийных бонз, эти "чурки" категорически отказывались принимать в дар помещичью землю. Мотивировали они это так: "Эту землю им дал Аллах, и люди не могут отобрать то, что дано Аллахом".
Земельная реформа в Афганистане не состоялась.
К стыду своему нужно признать, что большинство нашего народа с энтузиазмом откликнулось на Ленинский разбойничий кличь: "Грабь награбленное". Ряды идейных сторонников большевиков сразу же увеличились на десятки миллионов сограждан. Грабили все. Крестьяне громили и жгли помещичьи усадьбы. Рабочие тащили, что можно, с заводов и фабрик. Даже чекисты, приходя с обысками к "буржуям", часть конфискованных ценностей распихивали по карманам.
Помню, мне рассказывал Саша Истомин, он слышал от своей бабушки графини Марии Сергеевны Гудович (ур. Шереметевой), как у неё округлились глаза, когда она увидела, что один из чекистов, проводящих у них экспроприацию драгоценностей, взял из груды конфискованных вещей, лежащих на столе, золотые часы и сунул себе в карман. Увидев реакцию Марии Сергеевны, он сказал примерно так: "А чего вы хотели. Вы же сами распускаете о нас слухи, что мы грабители, вот нам и приходится так поступать". Красиво сказано. Как говорил Остап Бендер: "Учитесь, Киса, как изъясняется".
Но мне хочется вернуться ненадолго к кадетским сочинениям. Ведь мы очень мало знаем о кадетах. В детстве, в молодости я довольно много читал. Естественно, это была, в основном, советская литература. Насколько я помню, о кадетах там почти нигде не упоминалось.
В "Кондуите и Швамбрании" Л. Кассиля в одном из эпизодов появляется какой-то кадет, который очень высокомерно держался по отношению к главному герою книги и особых симпатий не вызывал. Фигурирует кадет и в "Школе" А. Гайдара, и тоже личность не очень привлекательная. Где-то, помню, читал, как юные пролетарии, увидев на улице кадета, кричали ему издали: "Кадет, на палочку надет". Трактовалось это как
