Но вернусь-ка я снова в 1944 год.
Опять из большого города мы переехали в маленький посёлок. В Рустави, как и в Каштаке, все знали друг друга. В школе у меня комплекса "новичка" не было, часть ребят я знал по Каштаку, часть по Дарьялу.
Я уже говорил, что Рустави начали строить в широкой долине. С одной стороны горы были в километре, с другой - восьми - десяти. Получалось что-то вроде огромной трубы, в которой зимой дули сильнейшие ветра. Недалеко от нас была станция Караязы. Говорили, что это переводится, как "чёрная смерть". Вся степь тоже называлась Караязской. Рассказывали, что в древние времена в этих местах была кровопролитная битва между грузинами и персами и что здесь были погребены тысячи человек. Действительно, когда заключённые или немцы копали траншеи для фундаментов зданий или для прокладки трубопроводов, часто натыкались на древние захоронения, было их очень много. Какое-то подобие гробов было сложено из каменных плит. Камень был желтовато-грязного цвета, скорее всего, песчаник.
Сначала эти погребения вызывали интерес, потом перестали обращать на них внимание. Не помню, чтобы там находили останки людей, но, может быть, просто не отложилось в памяти. Примерно в километре от нас протекала Кура, от неё, через плотину, отбиралась вода, которая по каналу текла в посёлок Роза Люксембург, который находился от нас километрах в трёх.
Именно за Курой и начинались горы. От нас до канала местность была совершенно пустынной, а вдоль всего канала и за ним до Куры росли деревья. В посёлке Роза Люксембург раньше жили немцы-колонисты, которые приехали в Россию ещё при Екатерине Второй. На Кавказ они перебрались, вероятно, в первой половине ХIХ века.
С началом войны немцев с Кавказа, как и немцев Поволжья, Крыма, Украины выселили в Сибирь, или в Среднюю Азию. Мужчины жили в лагерях, как заключённые, женщины с детьми устраивались, как могли, но они были спецпереселенцами, обязаны были еженедельно приходить в комендатуры на регистрацию, кроме того, работали там, куда их направляли. Часто это были тяжёлые работы: лесоповал или шахты.
В шестидесятых годах как-то папа лежал в больнице, нашей, средмашевской, N 3 на Абельмановке. Я зашёл его навестить. Он сидел в холле с несколькими мужчинами его возраста. Все они были знакомы не один десяток лет, называли друг друга по именам. В тот вечер разговорились как раз об "интернированных", как их тогда называли, немцах. Один из мужчин рассказал, что в самом начале войны был он лейтенантом, и назначили его начальником лагеря для немцев. Построили зону и получили приказ ехать на станцию встречать первый эшелон с интернированными. Подошёл эшелон, его окружили вооружённые солдаты с собаками, приказали всем выходить из вагонов и строиться в колонну. До этого, в поезде, как я понял, они ехали более или менее свободно. К нему подошёл один из прибывших, расстегнул кожаное пальто, под ним гимнастёрка, а на петлицах по ромбу. Тогда это соответствовало званию комбрига: где-то между полковником и генерал-майором.
И этот комбриг говорит ему: - Что, лейтенант, ты и меня под конвоем погонишь?
Тот ему ответил: - Если Вы в таком звании, то лучше меня знаете, что происходит. У меня приказ, я обязан его выполнять. Становитесь в колонну.
Были интернированные немцы и в Каштаке, и в Рустави. Работали они под конвоем, но от заключённых отличались внешне. В основном, это были аккуратные люди, которые и в зоне старались сохранить приличный вид. Хотя, во время войны, у всех вид был несколько потрёпанный. Роза Люксембург, или, как все ее называли, Роза, была очень красивым посёлком. Добротные дома утопали в садах. Когда выселяли немцев, им ничего из вещей не разрешили брать с собой, все пришлось бросать.
Кто там жил сразу после немцев, не знаю, но с началом строительства Руставского комбината там стали селить работников стройки, в основном, ИТР. Предлагали там поселиться и папе, но при всей своей внешней привлекательности Роза Люксембург имела один существенный недостаток: там была малярия. Не знаю, как этот вопрос решали немцы, но многие из моих знакомых ребят, которые жили там, малярией заразились. Зная это и имея четверых детей, папа с мамой ехать в Розу не решились.
В первый же вечер в Рустави, чуть только начало темнеть, из-за канала послышался плач. Ощущение было такое, словно громко рыдают женщины или дети. Это выли шакалы. Все вечера в Рустави проходили под шакалий аккомпанемент. Надо сказать, что мы быстро привыкли к этому и потом не обращали на него никакого внимания. Но первое время было как-то не по себе. Очень уж похоже было, что плачут люди.
И ещё, как только стемнело, в горах за Курой мы увидели движущиеся цепочки огней. Там пролегала Военно-Иранская дорога и это по ней шли колонны "Студабеккеров" из Абадана в Тбилиси. К этому мы тоже скоро привыкли.
Зима в Рустави особенно не отложилась в памяти. Морозов практически не было, снега тоже. Доставали ветра, которые дули иногда по несколько дней.
