В школе работа на полном ходу. Всех легкораненых вывели на улицу и в землянки, на носилках разложили и усадили вновь прибывших, более тяжелых. Оказалось, что привезли почти сто человек. Очень осложнилось наше положение в связи с этими ранеными. Хаминов даже проворчал, когда я пришел:
- Не мог еще побольше привезти? Есть другие, машинные госпитали... Ладно, ладно, не задирайся... Это он увидел, что я сейчас взорвусь. Я ведь вспыльчив. Но твердо знаю - в пределах. Могу сдержаться. Сейчас - следовало нагрубить. Он отступил. Ну, и хорошо.
- Я должен заняться ранеными. Некоторых придется оперировать... Так что ты на меня не надейся при формировании рот и команд. Возьми Чернова за главного над ходячими...
Началась работа. Примерно так я ее представлял по "Указаниям". Сначала полагается сортировка. Мы с Любовью Владимировной прошлись по палатам и бегло осмотрели и опросили раненых. Жетонов, правда, не раздали, но списки очередности составили - набралось около 40 человек, которых следовало обязательно посмотреть...
Теперь - в перевязочную. Перевязывают три врача - Лина, Лиза, Ковальская. Я оперирую, если нужно. Тамара обеспечивает наркоз. Вот они - настоящие раненые! Как жаль, что нет времени, я бы сделал им обработки!.. ("Опять хвастаешь!") Но я знаю, как надо, и сумею! Вот положили на стол солдата с огнестрельным переломом плеча и повреждением артерии. Много крови потерял - переливание бы нужно, а у нас нет.
- Отнимать руку нужно, товарищ. Главные жилы перебиты.
- Что вы, доктор! Куда я без руки! На бабины хлеба?
- Все понимаю, но ничего не сделать. Смотри - мертвая она.
Синяя, не чувствует, и пальцы не работают. Подвигай пальцами! Он пытается двигать, и, странное дело, ему кажется, что может... Долго приходится уговаривать. Последний довод:
- С такой рукой тебя на эвакуацию нельзя направить. Заражение крови будет в дороге. Придется здесь оставить, в местную больницу отдадим.
- Немцам, значит?
- А что делать? Если не веришь и понять не хочешь.
- Режь, черт с тобой!
Делаю свою первую военную ампутацию. "Усечение по месту ранения". Осколок прошел в средней трети. Жгут, циркулярный разрез до кости большим ампутационным ножом. (Страшный нож, если незнающему показать!) После этого рука отвалилась по перелому. Щипцами держит ассистент торчащий неровный конец плечевой кости, и я отпиливаю его пилой. Перевязываю главные сосуды, усекаю нерв...
- Ослабьте жгут!
Ослабили под простыней, брызнула кровь из мелких артерий. Наложил зажимы, перевязал... Это заняло порядочно времени - надо, чтобы не закровило дорогой, а то умрет... Все. Повязка. Снимаю перчатки, пишу в карточку... Он еще спит. Натягивают на него, сонного, гимнастерку.
- Повязку не закрывай рукавом! Если закровит - чтобы видно было...
Карточку засовываем в карман гимнастерки, застегиваем его на пуговицу. Решили, что лучше, если документы при них будут... мало ли что может случиться...
- Оперированных собирайте в одну палату. Посмотреть перед самой отправкой.
Уносят его. Первого калеку моего "производства"... Лина Николаевна делает обработку ран, разумеется, только тех, которые особенно плохи. Плохи - это значит большие, с рваными, ушибленными краями, с повреждением костей. Те, которые чаще всего газовую гангрену дают. Обработки самые необходимые - только рассечения. Это просто и быстро.
- На стол! Привязать! Тамара, морфий внутривенно и хлорзтил! Татьяна Ивановна-столик для обработки!
С двух часов ночи начальник стал нас торопить. - Давай, начхир, кончай. Все уже готово к отправке пеших. Лежачих нам все равно не на чем везти... Я поражен:
- А как же... оставлять здесь? А наши кони? - Нет... Делаем все, что можно. Зверев и Шишкин уехали по колхозам - подводы мобилизовывать... Ты же понимаешь, что на двадцати подводах нам не увезти и госпиталь, и раненых...
- Ты скажи честно: есть надежда на эти колхозные? Или ты меня утешаешь...
- Да, да, есть, конечно, надежда. Из нашего колхоза уже обещали, готовят. Да и свои подводы будут ждать, все вместе отправимся. Имущество мне жалко, ты пойми... Помнишь, как добывали?
Как будто убедительно звучит. Он жестковат, начальник. Я уже слышал его указание: "Нетранспортабельных оставлять в больнице"... Но наши - транспортабельные.
Выхожу на крыльцо посмотреть на отправку ходячих. Ночь теплая и довольно светлая. Вся площадка перед школой шевелится, как муравейник. Разговоры негромки. Изредка блеснет огонек и сразу крики:
- Эй ты! Погаси!
- Жизнь надоела?
У выхода из школьного двора - пять подвод, нагруженных мешками и ящиками. На первой - сестра Нина с двумя санитарными сумками, сидит, дремлет. Устала. Чернов о чем-то хлопочет... Ему нелегкая миссия выпала - этакая орава... А если немцы налетят? Проверяю, взяли ли носилки, запасной .материал, костыли, санитаров. Все как будто предусмотрел Чернов... А случись что - обязательно окажемся не готовы. Начальник вышел на крыльцо.
- К-о-м-а-н-д-а!.. Строиться! По четыре! Общее командование возлагаю на политрука Шишкина!
Серая масса зашевелилась. Странная это процессия... Разношерстные, в шинелях, фуфайках, в гимнастерках с разрезанными рукавами, с палками, с костылями, с повязками на руках, на голове, некоторые - в опорках, если ботинок не лезет... Построенные по четыре. Отправилось около шестисот человек. Больно было смотреть на них... Тридцать восемь километров до Козельска, а, посадят ли их там в поезд? Как они дойдут хромые, слабые, сколько их дойдет? А что делать?
В шесть утра закончили перевязки и операции. Осталось у нас пятьдесят три раненых - половина лежачих. Прооперировали семнадцать человек. Три ампутации, одна перевязка лучевой артерии, остальные - обработки. Коридор опустел. Из палат слышны стоны, бред...
Начинаем укладываться. Так или иначе, надо уезжать... Раненые смотрят на наши хлопоты с опаской: не оставим ли их? Нет, не оставим. У нас машина и еще шестнадцать подвод. Если имущество бросить, можно всех взять. Смотрю, как девушки свертываются, пакуют ящики. Хорошо пакуйте. Где и когда еще будем развертываться?.. Немцы бросали листовки: "Сдавайтесь, через неделю Москва будет взята. Война проиграна!" Глупые листовки пишут.
В семь часов комиссар привел подводы. Много мужиков приехало, около полсотни телег. Всякие телеги, большинство - одноконные, с хомутами и дугами, истинно русские. Лошаденки, правда, слабые. Зверев: "Всяких брали, все кого-нибудь свезут".
Началась сутолока погрузки. Я смотрю оперированных - как будто все в порядке. Температуру измерили, отметили в карточке, чтобы их посмотрели в первую очередь: газовая может начаться в любой момент. Боли еще должны быть при этом, как в "Указаниях" пишут, но ничего, никто не жалуется. У кого, может быть, и болит, но терпят... Накладываем сена в телеги. Лежачих - по двое, к ним еще по трое сидячих. Мужики ворчат - тяжело. Ничего, не галопом поедете. На свои крепкие, проверенные телеги грузим имущество. Страшно много имущества появилось. Одеял, белья, подушек, продуктов. Обросли. Готовились зимовать на 1000 коек. Физиотерапию, ванны готовили... Все это к черту теперь... В девять часов обоз тронулся.
Свободное копирование
