Жить на первое время я устроился в общежитие ИТР. В комнате нас было три человека - это был обычный деревянный барак.
Сразу по приезде Чепкасов В.А. мне сказал, что на поиски и разведку золота вновь организована Хобеинская партия. Назначен и её начальник, который после сдачи своих дел в Тюменской экспедиции вылетит в Саранпауль. Старший геолог партии днями тоже прибудет сюда. Меня же он назначает и.о. технического руководителя партии. Я должен в ближайшее время из имеющихся людей первично укомплектовать состав, одеть, обуть, подобрать инструмент , необходимые расходные материалы и в конце второй декады января произвести вертолётную заброску на место, и начать проходческие работы. Обозначил он и места начала работ. Первая линия шурфов должна была закладываться в месте высадки по всей ширине долины реки, вторая -через 5 км. выше по течению и там же надо было вырубать место под посадочную вертолётную площадку. Третья линия закладывалась ещё выше на 5 км. -точно в районе шурфа N92, давшего промышленное золото.Сроки были очень сжатые, и кроме этого нельзя было упустить никакую мелочь, т.к. это был абсолютно безлюдный район и полное отсутствие дорог до места работы. Надо отдать должное руководителям экспедиции-Чепкасову и Ильяшевичу, которые ежедневно и плотно опекали подготовку к заброске. Чтобы высадить около 30 человек с необходимым инструментом, продуктами и др. требовалось 5 рейсов вертолёта МИ-4. Порядок и очерёдность погрузки и отправки я предусмотрел так, чтобы у первых прибывших было всё необходимое для жизни, с последними рейсами отправлялся горнопроходческий инструмент. Расстояние было около 60 км. Во время подготовки я купил себе на складе за наличный расчёт отличный меховой костюм за 84 руб. Он включал в себя короткую меховую куртку и меховые же штаны почти до груди на лямках. Вместе с моими собачьими унтами получался великолепный тёплый ансамбль.( Кстати говоря, эту куртку я одеваю иногда до сих пор).
С первым вертолётом 16 января вылетел сам, предварительно просмотрев на планшете место будущей высадки. Никаких площадок или открытых мест на берегу р.Хобею не было, поэтому высаживались прямо в долину реки. Вертолёт завис, поднялись тучи снежной пыли, бортмеханик открыл дверцу и я выпрыгнул прямо по пояс в снег. Отбрёл немного в сторону и махнул руками, чтобы выбрасывали грузы и выпрыгивали люди. Вся разгрузка шла с режима висения вертолёта в воздухе - он только слегка касался своими колёсами снега, чтобы командир мог видеть границу снежного покрова и не опускаться ниже, что грозило аварией с опрокидыванием машины - при посадке вертолёта на мягкую поверхность он кренится и цепляет несущими лопастями за землю. Когда все грузы выбросили и люди выпрыгнули, вертолёт тут же приподнялся вверх и сделав лёгкий крен вперёд, пошёл по долине реки, медленно набирая высоту. Мы начали топтать тропу к берегу в очень глубоком снегу. Высадились же в самых предгорьях, где всегда большие снега. От нашего места до условно равнинной части было около 40 км. Ещё не закончив переноску грузов на берег, услышали гул вертолёта. Люди быстро ушли с прошлого места посадки и машина опять зависла над рекой. Повторилось всё опять с разгрузкой, и вертолёт тут же ушёл назад. Начали быстро переносить грузы на берег и складировать в одном месте. В январе на тех широтах день очень короткий и надо было в светлое время успеть оборудовать ночлег.
Быстро расчистили место от снега и начали ставить 10-ти местную палатку с фланелевой подстёжкой - утеплителем внутри. В центре установили железную печь из 200 - литровой бочки, а вдоль двух стен построили из свежих жердей общие нары. Пока занимались установкой палатки, быстро закончилось светлое время, а вертолёта всё не было. Я подумал, что по каким-то причинам вылет перенесли на завтра. Мы же продолжали обустраиваться - на нары в палатке настелили хвойного лапника, напилили и нарубили дров. Уже быстро стемнело ,затопили печь, зажгли свечу. На улице тоже развели костёр и повариха на нём готовила еду на всех сразу - это называлось котловое питание. Расход продуктов при этом списывался на всех одинаково в зависимости от дней посещения кухни каждым едоком. Морозы стояли несильные- около 30 градусов- всё-же эта территория была ближе к Гольфстриму, чем Енисейск. Морозы около 45 град. бывали здесь тоже, но не более недели. Нас на 10 -местную палатку оказалось 13 человек. Была у нас собой привезена и вторая такая же, но печь для неё осталась в Саранпауле. Тесно, но все разместились на нарах. Выделили ночного дежурного, чтобы постоянно топил печь. Так как поселились мы фактически среди дров, то последних наш дежурный совсем не жалел. Я вначале уснул с большого дневного устатка, но вскоре проснулся от нестерпимой жары, вылез из спального мешка, попросил дежурного убавить немного огонь, но всё-равно так больше уснуть и не мог. Остальной же народ спал и храпел очень даже неплохо. Я вообще с детства плохо переносил жару и только попав в степи Казахстана, как- то попривык и мне иногда даже стал нравиться жаркий сухой воздух. Влажную жару совсем не переношу. Утром встали, позавтракали и пошли расчищать место для строительства барака под жильё. Решили строить его без всяких выкрутасов, из подручного сырого материала, из леса, который стоял вокруг нас.
У нас была взята с собой бензопила и бочка бензина для неё, поэтому вальщики леса были работой обеспечены. Однако второй день заканчивался, а вертолёта всё не было. С нами прилетел радист Сергей Боровских с рацией РПМС, совсем молодой парнишка, только что закончивший курсы в Тюмени. Я с утра ему дал человека в помощь для установки радиоантенн. Выделил ему в углу палатки место и велел срочно установить связь с экспедицией. Работа у него двигалась бойко и уже к обеду стояли все антенны, всё что он просил, всё ему было сделано - не было только одного - связи с экспедицией. Первый день он мне рассказывал, что сегодня непрохождение радиоволн. Вот в этом я ему совсем не мог ничем помочь. И второй день заканчивался - ни вертолёта, ни связи. Я со страхом стал думать, что же мне делать во вторую ночь со сном. Я как представил себе опять эту жару! Тогда я велел мужикам недалеко от первой установить вторую палатку, не делая в ней нары. Решил попробовать спать в холодной палатке, без печи. Нарубил елового лапника, застелил мёрзлую землю. Спальный мешок сделал двойным - в большой, обычный затолкал ещё маленький, туристический и лёг в тёплом китайском белье. Застегнулся на все застёжки и дышал внутри этого сооружения. Заснул и спал всю ночь. Утром проснулся и не могу пошевелить ни руками , ни ногами - все суставы потеряли былую подвижность. Начал очень медленно ими двигать. Где-то минут через 15 они приобрели способность сгибаться-разгибаться. Быстро вылез из мешка и оделся. Впечатление в организме от этой ночёвки было не очень приятное, но выспался и отдохнул. В палатке со мной спал ещё один рабочий, который тоже не терпел жару. И на третью ночь он решил спать в холодной палатке. Я же, после некоторых раздумий, решил не повторять этот эксперимент, посчитав его опасным не только для живого организма, но и для жизни в целом. Конечно, северные народности спят таким образом и даже в снегу, но при этом на них надета малица, а сверху ещё и кукуль из оленьих шкур, которые во много раз лучше держат тепло человеческого тела и не допускают такого переохлаждения организма, как сон в ватном спальном мешке. Паренёк, который в следующую ночь пришёл ночевать в холодную палатку, тоже в дальнейшем отказался от таких экспериментов.
А вертолёта всё не было. Мои ежедневные разговоры с радистом ни к чему положительному не приводили - связи не было. Он мне постоянно рассказывал про какие-то магнитные бури, показывал на настроечные рычажки рации, говорил, что он всё делает правильно, но толку от этих разговоров не было. Мы ничего не знали. И длилось это неведение около 10 дней - ни связи, ни вертолёта. Сложившаяся ситуация в то время, насколько я помню, не очень встревожила меня, т.к. спать нам было где и продукты тоже были. Но вот сейчас, в ретроспективе, понимаешь, что со стороны руководства экспедиции была допущена грубейшая ошибка. Мало ли что могло у нас случиться за это время - могло не оказаться продуктов, печки или палаток, кто-нибудь мог травмироваться. Ведь рассчитывали на 5 рейсов вертолёта и на устойчивую связь с базой. А ведь была середина января и морозы могли ещё более усилиться. В Саранпауле оставался Ильяшевич М.В.- зам. начальника экспедиции и он в тех условиях не только мог, но и должен был направить нам хотя бы оленью упряжку с каюром до появления устойчивой радиосвязи с нами или вертолёта. Чепкасов В.А. в день нашей заброски вылетел в командировку в Тюмень. Однажды мы чуть не потеряли утеплённую палатку. Вечером, в сумерках, я и ещё один человек решили повнимательнее рассмотреть какую-то деталь на утеплителе. Взяли в руки горящую свечу и поднесли поближе к стенке. В какой-то момент я заметил, что на фланелевом утеплителе появилось тёмное пятно и оно стало быстро расширяться в стороны. Мы одновременно поняли, что это загорелся утеплитель от пламени близко поднесённой свечи и стали его быстро захлопывать близлежащими тряпками. На наше счастье мы его вовремя стали тушить, но успела выгореть дыра около метра квадратного, и в основном под нарами, куда пламя успело проскользнуть- выше нар мы успели быстро захлопать. Тогда мне стали понятны причины пожаров в палатках, которые уничтожали их за несколько минут - шансы затушить такой пожар всегда малы. Потеря палатки с вещами могла для нас обернуться настоящей катастрофой.
После 10 дней радиомолчания вдруг бежит ко мне в лес радостный радист и кричит, что появилась связь с Саранпаулем. Я пошёл к рации, и правда - лежит радиограмма мне, где говорят, что вертолёт после второго рейса к нам сломался и улетел ремонтироваться, что через 4 дня ожидают прилёт другого борта. Спрашивают: почему не выходили на связь? Всё ли в порядке, есть ли продукты. Продукты действительно были на исходе и я, помня о поломках , запросил отправить их первым же рейсом. Почему вдруг заработала наша рация - я не знаю до сих пор, но думаю, что неопытный радист в первое время работы допускал какие-то технические ошибки. Через 10 дней, видимо, случайно нажал на какой-то нужный тумблер и вышел на правильный режим работы и больше уже сбоев не допускал. Отработал он у нас до лета, поднабрался опыта и уехал куда-то дальше на Север, в нефтеразведку.
Ровно через 2 недели после первой высадки к нам пришло сразу за 2 дня ещё 5 рейсов МИ-4. Переброшено было всё железо, персонал, (кроме руководства). Всего оказалось около 30 человек. Поставили ещё 2 палатки и началась подготовительная работа к проходке шурфов и расширению работ. Прилетел с женой геолог Миша Катин, выпускник МГРИ, приехавший в Тюмень из Восточной Сибири. Его жена Нэля, техник-гидрогеолог по образованию, совсем крохотная девушка была в положении. В один из ближайших дней мы с Катиным и топографом Дудкиным вышли на лыжах в район второй линии, чтобы на местности определиться с шурфами и вертолётной площадкой. Ещё находясь в Саранпауле, купил себе за 30 руб. новые охотничьи лыжи, подбитые лосиным камусом - это очень крепкая шкура с нижней части ног лосей или оленей. Они мне были немного коротковаты,.т.к. хозяин, низкорослый манси, делал их для себя. Сделаны они были очень качественно - шкурки камуса приклеены к лыжам рыбьим клеем и швы почти незаметны. На таких лыжах я шёл впереди, прокладывая путь моим партнёрам, которые использовали обычные лыжи-голицы. Удобство этих лыж я обнаружил при подъёме на горку - они совершенно не скользили вниз и можно было ничего не опасаясь, подниматься на них прямо в лоб. А вниз они скользили с небольшим подтормаживанием против обычных лыж. Шли по долине р.Хобею, по левому берегу. Здесь уже были предгорья и совершенно чётко выделялись первая и вторая террасы. Однако за весь путь не увидели никакой дичи, кроме следов белок, куницы. Последних - вообще единичные. Видимо, связано с тем, что в этих краях было очень мало кедра, а отсюда и мало белки, и соответственно разрывалась вся кормовая цепочка. На реке было много незамёрзших мест, вероятно били подземные ключи, да и течение реки было достаточно быстрое. Зато окружающий воздух был настолько чист и прозрачен, что его просто хотелось "пить". Леса вокруг состояли , в основном, из ели и пихты. Сосны попадались редко. Пришли на место. Дудкин определился и примерно указал расположение линии шурфов. Недалеко же оказался как бы расширяющийся карман на террасе, пригодный по размерам для строительства вертолётной площадки, на котором позднее она и была построена. Пошли назад на свою стоянку. Ещё через 2-3 дня прилетели начальник и старший геолог партии. Каменев Вилен Михайлович, начальник партии. До этого работал в Тюменской экспедиции на разведке стройматериалов. Родом из Винницы. Еврей, и воспитывался матерью в одиночку. Закончил Днепропетровский горный институт, хорошо знал проф.Эпштейна, одного из немногих корифеев в те годы в бурении. Настоящая его фамилия была Резник, он почему-то её стеснялся и при женитьбе взял фамилию жены - Каменев. Жена его, Серафима Никитична, работала в Центральной лаборатории в Тюмени. У них было уже двое сыновей. Летом и она переехала в Саранпауль, и тоже работала в лаборатории экспедиции. Сам он чуть выше среднего роста, возрастом немного больше 30-ти, с начинающей уже лысеть головой. Надо сказать, что несмотря на то, что он раньше россыпным золотом не занимался, активно включился как в производственный процесс, так и изучение геологических особенностей поиска золотоносных россыпей.
Калинин Алексей Семёнович, старший геолог партии. Человек уже был достаточно пожилой - 65 лет, давно уже на пенсии, и много лет жил в Сочи в собственном доме. В начале 30-х годов закончил Промакадемию. Учился вместе с женой Сталина Надеждой Аллилуевой, Никитой Хрущёвым и будущим Министром геологии СССР, а потом заместителем Министра среднего машиностроения, П.Антроповым. Всю жизнь занимался поисками и разведкой золота, но только на ещё бОльшем Севере - в Якутии и Магадане. По его рассказам, в начале 30-х годов геологические партии уходили в поиски сразу на 2 года в очень отдалённые от базы места. Связи никакой не было. Часто бывало, что возвращалось людей меньше, чем уходило вначале - умирали в пути от болезней и несчастных случаев. Никаких смет на производство работ не существовало. Начальнику партии переводили деньги в местные почтовые отделения по маршруту его следования и он их получал и расходовал по своему усмотрению. Я не знаю, как он попал к нам, но думаю друзья в Министерстве подсказали ему про новую организацию на поиски золота, а ему, по его словам, всегда хотелось опять попасть на Север. Приехал он к нам даже со своим старым собачьим спальным мешком - это было очень лёгкое и тёплое изделие. Такого качества мешков через 30 лет уже не выпускали, видимо, считалось дорого. Скоро мы поняли, что жизнь зимой в палатке не сахар, и решили строить большой барак из сырого леса вокруг. Заложили большой, со сплошными нарами по обеим длинным стенкам и отсеками для семейных пар.
Начали подготовку к проходке шурфов. Геологи согласовали места их заложения по обеим берегам реки и пару шурфов заложили в самом русле на небольшой глубине. На суше шурфы проходились в мерзлоте сначала на "пожог". Расчищался снег и по контуру шурфа ложились сухие брёвна, на них сверху сырые и нижние поджигались. Утром приходил проходчик, убирал несгоревшие остатки, кайлом разрыхлял оттаявший грунт, и лопатой его выбрасывал наружу. За цикл оттаивало 20 см., и опять надо было ложить дрова. У одного проходчика было сразу несколько шурфов в работе. Слой мерзлоты достигал 2-х и более метров. После достижения шурфом глубины более 2-х метров, над шурфом ставился ручной ворот типа колодезного. Порода на забое складывалась проходчиком в бадью, которую воротовщики поднимали на поверхность , высыпали в определённой последовательности и возвращали бадью опять вниз. В руслах рек проходка проводилась по иной технологии - на "проморозку". Метод применим только зимой в крепкие морозы. Расчищается лёд на русле по периметру шурфа и производится его выемка на всю глубину, за исключением 6-7 см., и оставляется на дальнейшую проморозку. Через сутки- двое(зависит от крепости стоящих морозов) проходчик опять снимает вновь намёрзший слой. Толщина целика определяется сверлением контрольной дырочки во льду, которая потом забивается деревянным шпунтом. Обычно за сутки - двое промораживалось мало, да к тому же зима уже шла к концу и шанса закончить шурф на проморозку не было. В принципе же такой метод используется. Для усиления эффекта заморозки можно применять осевые вентиляторы для подачи холодного наружного воздуха на забой и усиления эффекта проморозки. Но всё равно труд проходчика оставался мало того, что физически тяжёл, так ещё и требовал весьма специфических знаний и опыта. Горняки, приходившие к нам со 105 экспедиции или с других рудников, как правило, редко осваивали нужное нам ремесло. Даже из 10 человек не оставалось одного. Можно сказать, что из 20 осваивался один, но этот уже становился профессионалом.
Все представляли себе, что по мере углубления шурфов и выходом их забоев на уровень поверхности реки, встанет проблема водоотлива. Мы с Калининым часто обсуждали эту проблему. У него был исторически сложившийся взгляд на это дело из его практики - никаких железных насосов! Это всё химеры! Нужен один хороший плотник и дело будет сделано. В успех применения насосов "Летестю" он не верил. Узнав, что Попик хороший плотник, он договорился с ним об изготовлении деревянного насоса. Тот ему сделал по его эскизам цилиндр. Но уплатить ему деньги Калинин отказался. Тогда Попик взял топор и порубил насос на части. По этой истории хорошо видно, что Калинин совсем не представлял себе будущих условий работ, что в талых грунтах водопритоки в шурф могут достигать больше 100 кубометров в час. Он же раньше работал только в вечной мерзлоте, где вода появлялась местами, очень редко и очень мало. Там-то его деревянный насос и мог справиться. Недели через три барак для жилья уже начали накрывать плахами. Впервые я тут увидел, как используются маховые пилы для продольной распиловки вручную брёвен на доски и плахи. Тяжёлый физический труд. Попробовал попилить и сам. Накрыли потолок и засыпали его мёрзлым мохом. Внутри с обеих длинных сторон сделали общие нары, покрыли их все кошмой. На расстоянии одной трети от входа поставили железную печь и все перешли жить в барак, включая и ИТР. Даже семейные. Они просто выгородили своё пространство какими-то занавесками. Жить стало значительно лучше - не было таких диких перепадов температур, как в палатке, да и жары особой тоже не наблюдалось. Правда, первые недели была большая сырость и влажность, т.к. весь материал из которого построили, был мёрзлый и сырой. Много времени ушло на его просушку. Недели через две после нашего вселения я почувствовал, что по телу ползают какие-то твари - порылся , поискал и обнаружил - воши. Тоже самое нашёл и Каменев. Всем стало ясно, что надо срочно решать проблему с мытьём людей, т.е. строить баню. Недавно мы начали закладку строительства нового дома - конторы партии и комнат для жилья ИТР. Пришлось пересмотреть планировку и один край его отвести под баню и прихожку для неё. Опять всё строилось из мёрзлого сырого леса - сухая была только пакля для прокладки швов между брёвнами. Через 3 недели закончили и это здание. В баню поставили железную печку, но всё равно в прихожей - раздевалке на полу стоял лёд. Да и в самой бане на полу было холодно и чтобы не мёрзнуть, надо было ноги поднимать на полку. Кроме этого привезли какие-то препараты для санобработки общежития. Часть людей ушла жить в новый корпус. Все эти мероприятия в сумме дали нужный эффект и вши у нас были полностью выведены. Правда, возникло маленькое неудобство - в дни , когда работала баня, пар из неё через неплотные стыки в капитальной стене попадал к нам в контору, ну да с этим можно было мириться.
Основная часть персонала, за исключением семейных, питалась в общем котле. Была повариха которая на всех готовила. Пища состояла, в основном, из консервированных борщей или супов, если кончались они, то варились из сухих овощей-капусты, картофеля и лука. Часто варили каши. Из свежих продуктов всегда была мороженая оленина. Правда один раз прислали какие-то совсем худые и чёрные по цвету туши. Мы запросили по рации разъяснения. Ильяшевич нам написал, что это мясо 2-го сорта, но не имеет товарного вида. От этих разъяснений оно более вкусным не стало. Свежих овощей в питании не было, т.к. их практически негде было хранить. Блюда, приготовленные полностью из сухих овощей, были малосъедобны и напоминали редкостную бяку. Видимо, технология их сушки в те годы полностью уничтожала их естественный вкус и запах. Правда, сухие картофель в фанерных барабанах , капуста и лук в бумажных мешках , были очень легки и транспортабельны. Через некоторое время мы втроём - Каменев , Калинин и я пошли на рекогносцировку самой верхней линии , в 10км. от базы партии. Это уже было выше устья р.Парнук. Шли на лыжах по левому берегу Хобею. Совершенно чётко везде просматривались речные террасы, которые могли быть как бы "ловушками" для россыпного золота. Калинину очень нравилось большинство мест рельефа речной долины и он часто говорил, что это типично приисковый пейзаж. Его опыт в таких делах нами, конечно, не мог быть тогда оспорен. Каменев очень активно взялся за эту работу, хотя золотом никогда и не занимался. Он изучал литературу, которую привёз с собой. Часто консультировался с Калининым. У меня интересовался технологиями проходки шурфов, хотя и сам я вначале был чистым теоретиком этого дела. Все мы учились и совершенствовали свои знания по ходу продвижения работ, стараясь дважды не наступать на одни и те же грабли. Допускали иногда и ошибки, но не спихивали ни на кого свою ответственность. Забегая немного вперёд, надо признать, что основной вклад в дело поисков и разведки россыпей золота на р.Хобею и её притоках в 60-е годы внёс Каменев В.М., который начал с Хобею, а закончил начальником Саранпаульской экспедиции....Хорошим помощником у нас был в то время и прораб-геолог Миша Кучуков - то ли бурят,то ли алтаец по национальности. Он прошёл хорошую школу в сезонных полевых партиях, умел ладить с рабочим классом. Закрытие всех нарядов, в основном, лежало на нём. Он же руководил и проходчиками. Страдал сильно от зубной боли, от чего и рано ушёл из жизни, получив заражение крови от зубов. Немалая ответственность лежала на промывальщиках шлиховых проб. Породные выкладки перед промывкой надо было оттаивать кострами, а потом промывать в деревянных лотках в речной зимней воде до серого шлиха. Потом уже проводилась дальнейшая доводка до чёрного. Этим занималась Нэля Катина, сидя в маленькой палатке над речной прорубью. У неё от холодной речной воды были постоянно красные кисти рук. Я решил попробовать это дело сам и набрал в лоток из проруби со дна реки песок. Отмыл его до серого состояния и насчитали около 200 значков золота. Видимо, весь бассейн Хобею был "заражен" мелким, пылевым золотом. В конце марта нам сообщили, что экспедиция получила 2 артиллерийских лёгких гусеничных тягача АТЛ, которые уже прибыли в Саранпауль и готовятся выйти к нам на Хобею с грузом. Велели сообщить что везти к нам в первую очередь. Другим указанием было протрассировать последний отрезок пути 10 км., который проходил прямо по руслу р.Хобею, обозначить обходы опасных мест с тонким льдом и висячим над водой льдом, встретить тягачи на берегу перед входом их на лёд русла. Дело было весьма ответственное - можно было утопить не только груз, но и людей. Лёд на горных реках очень коварен, неравномерной толщины, а кое-где и висит в воздухе , не опираясь на воду. Его несущая способность в таких случаях падает в разы. Пошли вдвоём с топографом Дудкиным. Мы решили днём протрассировать реку, наметить путь движения тягачей, а на ночь уйти ещё на километр ниже по реке и заночевать там в избушке, а утром встретить их на берегу. Я взял с собой ружьё и на кисовых лыжах - вперёд. К счастью, опасных мест оказалось не так много, мы сделали их лыжные обходы, но в каком месте берега появятся тягачи, мы только примерно могли догадаться. В одном месте по правому берегу мы увидели свежие входные следы лося в небольшой прибрежный лесной колок. Присмотрелись - и вдали между голых осин увидели зверя- он неторопливо объедал веточки. Пройдя ещё немного ниже по правому берегу, сели отдохнуть. Ружьё у меня было на коленях, а взгляд был направлен на реку. Сидели тихо, не разговаривая. Немного спустя боковым зрением слева увидел какое-то движение. Повернул голову и сразу определил-россомаха, хотя до этого видел её только на картинках. Она неспешно двигалась по нашему следу к нам. Голова её была на уровне спины, она как бы принюхивалась к лыжному следу. К нам она подошла на расстояние около 30 метров. Я бы мог успеть выстрелить в неё, но оба ствола были заряжены средней дробью, что учитывая её размер - с мелкого медвежонка, было безрезультатно. Схватив мой взгляд, направленный точно на неё, она резко свернула с лыжни вправо и тут же крупными скачками скрылась в прибрежном лесу. Такое "беспечное" поведение зверья говорило о том, что человек в этих местах появлялся чрезвычайно редко. Лоси, как правило, не терпят близкого присутствия человека и сразу уходят из пределов видимости ещё до встречи, а россомаха - ещё более осторожный хищник. Мало кто, даже из охотников, может рассказать про встречу с ней. Это действительно был очень глухой угол даже для этих мест.
Примерно через километр мы нашли избу на левом берегу реки. Это была достаточно большая, рубленая из брёвен избушка, с несоразмерно маленькой железной печью. Причём печь в некоторых местах уже прогорела и светилась дырами. Пошли рубить дрова - ночи были ещё достаточно холодные. Растопили. В котелке сварили кашу с тушёнкой, а после заварили чай. Когда изба немного нагрелась, то ли это нам показалось, легли спать и попытались уснуть. Мешков спальных у нас не было, поэтому нам предстояла нелёгкая ночь. Погасили свечу и притихли. Тут же началось какое-то шуршание и писк. Оказывается мыши. Они очень долго ждали нашего прихода и по этому случаю, видимо, устроили праздник. Всю ночь они шумели вблизи нас, да и печь быстро прогорела и тепло из избы начало улетучиваться. В общем уснуть толком не удалось. Только перед утром, растопив ещё раз печь, нас сморил небольшой сон. Выпив чаю и погрызя мороженой колбасы, мы двинулись в обратный путь. Достигнув того места, где мы видели лося, к своему удивлению, мы обнаружили след гусениц вездеходов, которые спустились с береговой возвышенности на русло реки, и уходивший вдаль. Тут же стоял мансийский чум, обтянутый шкурами и незнакомый мужичок-манси разделывал тушу свежеубитого лося - того самого, которого мы видели накануне в этом же леске. Оказывается он ехал на своей оленьей упряжке по следу, промятому тягачами в глубоком снегу. И что необычно, так это то, что несмотря на грохот прошедших рядом двигателей тягачей, лось так и не ушёл из этого леска. Пошли назад на базу. Наш труд не был напрасным - тягачи щли точно по нашему следу, никуда не отклоняясь. Вверх по реке было идти труднее, поэтому пришли мы на базу уже где-то к обеду. Ещё издали на берегу заметили два стоящих приземистых жука с брезентовыми тентами на грузовой части, автомобильной кабиной и гусеницами вместо колёс. С ними прибыл и начальник экспедиции Чепкасов В.А. Я подошёл поближе рассмотреть это чудо техники. АТЛ - артиллерийский тягач лёгкий, гусеничная машина весом около 7 тн. и грузоподъёмностью 2 тн. Двигатель - двухтактный дизель в форсированном до 135л.с. варианте Ярославского завода. Ведущие звёздочки спереди, как и соответственно, бортовые фрикционы. Как показал опыт их дальнейшей эксплуатации, они обладали рядом крупных недостатков, а именно: большой расход топлива, случаи хода дизеля в "разнос", очень слабый металл ходовых валиков фрикционов, слабая проходимось зимой при подъёмах на горки, быстрый износ летом ходовой части - звёздочек и пальцев гусениц. Однако они безусловно сыграли свою положительную роль в дальнейшей работе экспедиции. Кстати говоря, один из пришедших АТЛ уже сломался и водитель разбирал правый фрикцион. Чуть позднее достал ходовой валик с полностью смятыми зубьями. У нас, естественно, ничего подобного не могло быть и его водитель уехал на другой машине. Деталь была привезена самолётом из Тюмени через несколько недель, водитель прилетел к нам вертолётом, отремонтировал машину и она успела ещё по льду до весны вернуться на базу экспедиции.
Чепкасов осмотрел базу партии - жилой барак, контору, баню и все пошли с ним на участки работ. Сначала осмотрели здесь, потом пошли на вторую линию. Он осмотрел буквально все работающие объекты - шурфы, работу промывальщиков, строительство вертолётной площадки. Отдельные шурфы имели уже солидную глубину и там начинала сочиться вода, которая удалялась пока вместе с породой проходческими бадьями. Потом, уже, когда он закончил у нас дела, сказал, что мне надо скоро готовиться к отъезду в Саранпауль- там начинала накапливаться лавина новых дел: оформление разрешений на хранение взрывматериалов на складе экспедиции, поездка в Тюмень за получением двух уже готовых насосов, получение и отправка взрывматериалов, а также надо было посмотреть дела на буровой в партии Сидоряка И.М. Взрывчатка требовалась на полевой сезон для съёмочных партий, который был уже на носу. Да и Хобеинской партии она была нужна для дробления крупных валунов в шурфах. Примерно в начале апреля меня радиограммой вызвали в Саранпауль.
Свободное копирование
