5.Работа. Зима.
После праздников начинались уже достаточно сильные морозы. Я получил валенки и полушубок, причём сшит он был в талию, под ношение портупеи. Это были старые запасы полушубков, которые носили в системе МВД. Они ещё различались по цвету- чёрные носил рядовой состав, а белые,так называемые романовские- офицерский. Ходить в валенках и полушубке на участок работ стало ешё тяжелее. Правда, сырость прошла и это уже значительно облегчало жизнь. Однако возникла проблема с ежедневным бритьём. Я привык пользоваться электробритвой, а с электростанцией в посёлке часто возникали проблемы. Если из-за отсутствия электричества не побреешься день или два подряд, то потом уже снимать эти волосы значительно сложнее. Переходить на ручную машинку с лезвием я не хотел из-за проблем с горячей водой- не будешь же растапливать печь, чтобы нагреть стакан воды. Нормальных кремов для бритья, используя холодную воду, тоже не было. Подумав, я решил отпустить бородку шкиперского типа, сбривая раз в неделю усы. Начал активно разрабатывать конструкцию передвижной буровой. Размеры корпуса напрямую зависели от схемы монтажа оборудования. Использовать заводскую схему было невозможное, к. в таком случае ширина корпуса тепляка превышала разумные размеры. Пришлось искать другие варианты .После всех размышлений и прикидок на бумаге пришёл к выводу, что наиболее рациональным и экономичным способом станет соосный монтаж дизеля и станка, а насос при этом ставится поперёк и приводится в движение клиновыми ремнями от специально изготовленного шкивка, расположенного между дизелем и карданом привода станка. При такой схеме заводской контрпривод не использовался, надо было точно рассчитать размеры шкивка и так установить насос, чтобы вращение его шкива позволяло черпачкам кривошипов цеплять масло из картера и смазывать шатуны. Для этого пришлось шкив насоса переставить на другую сторону. Несколько забегая вперёд скажу, что такая схема оказалась в новинку и на Урале, где я её внедрил в 1966году в Карпинской партии, Североуральской экспедиции.
Однако вернёмся назад. Я вычертил будущую схему расположения оборудования со всеми размерами и пришёл к руководству партии. Они позвали механика и стали вместе рассматривать, а я объяснять. Возражений ни у кого не оказалось, хотя проверить это всё на натуральном оборудовании было невозможно, т. к. оно находилось в монтаже на очередной скважине. Тут всё дело обстояло просто- доверяют они мне и моим расчётам или нет. Оказалось-доверяют. После этого уже можно было давать работу плотникам, чтобы они на базе партии начинали строить тепляк по моим размерам. Начали с саней. Подобрали мощные деревья, окантовали их с двух боков,.потом снизу к ним подбили мощные полозья из металлической полосы. После на полозьях я им расчертил места крепления поперечных брусьев и стоек корпуса, а далее уже шла обычная плотницкая работа по обшивке стен и крыши. Правда, требовалось много поковок из металла, больших крепёжных болтов из прутка. Это тоже всё лежало на мне-дать точные размеры, следить за правильным изготовленим и т.д. В размерах саней я всё-таки допустил неточность. Ширина полозьев должна быть равна примерно средней ширине полотен гусениц трактора, а я их сделал на полметра больше, что приводило к наездам на некоторые боковые пеньки на дорогах. Сказалось отсутствие опыта.Буровая летом []Буровая летом
Мехмастерская - это был свой маленький мирок. Частенько заходя в кузню, видел картину - человек 6-7 механизаторов стоят вокруг кузнечного горна и разговаривают. Потом вдруг берут консервную банку, наливают воду, сыплют туда целую пачку чая и ставят на огонь. Она быстро закипает, немного постоит и потом все по кругу пьют это зелье по глотку, пока не выпьют всё. Однажды они и мне предложили попробовать.Я взял один глоток- было очень горько и желания пробовать дальше не возникало. Это был чифир. В декабре морозы начали усиливаться. Когда температура опустилась до -45 градусов, то все наружные работы были остановлены, включая и монтаж новой буровой, до пуска которой оставалось уже немного времени. Такая температура продержалась около 10 дней и потом стала вдруг опускаться ещё ниже. Градусник, висевший на углу нашего дома, стал пользоваться повышенным вниманием прохожих. Дома стали быстро охлаждаться, несмотря на беспрерывную дневную топку печей. Топили дровами, в основном кедром и елью. Во время поездок на участок трактористы всегда высматривали в лесу сухостойные деревья и валёжины, и на обратном пути старались их подцепить тросом и притащить на базу в посёлок. Раскладывали к тем домам, где видно было, что дрова кончаются. По посёлку ходил человек с бензопилой "Дружба" и пилил эти хлысты на дрова- коротьё. Кололи дрова для печи каждый себе сам. Если дрова были сухие, то постоянно топящаяся днём печь обеспечивала в радиусе 1 метра от неё приемлемую температуру. Как только топка прекращалась, особенно ночью, комната начинала очень быстро остывать. Этому способствовало и то, что печи не имели кирпичных труб и вьюшек- всё тепло быстро улетучивалось через открытую трубу. Утром я выходил смотреть температуру- жидкость в термометре в отдельные дни была не видна совсем. А там ведь вниз -53. Фактическая температура была ещё ниже и уже не измерялась этими термометрами. Ощущение было такое, что воздух стоит замёрзшим столбом. Плевок замерзал на лету. Однажды ночью я проснулся неизвестно от чего. И дальше не могу уснуть. Только где-то через час лежания понял от чего проснулся- я замёрз снизу, через ватный матрац от кроватной сетки и пола в комнате. Встал, постелил под матрац полушубок и что-то ещё, а сверху на мне было и так много навалено, и только тогда уснул. В эти дни у нас на полу, в метре от печи, стояло всегда ведро с водой- так оно полностью вымерзало, нечем было утром даже умыться.
Однажды утром я пришёл к Губанову домой - он ещё лежал, завёрнутый в два спальника, даже лицо было закрыто. Он спросил меня: "Какая температура в комнате? Термометр лежит на столе." Я глянул и сказал ему, что - 20. Из мешков показалась волосатая рука, нащупала на табуретке папиросу и спряталась опять в складках. Потом оттуда пошёл дым зажжённой папиросы. Он попросил меня разжечь железную печь, в которой с вечера лежали дрова. Железная печь быстро даёт тепло и минут через 20 после её горения в комнате стала приемлемая температура,^чтобы можно было вылезти из мешка и быстро одеться. В конторе сначала все сидели одетыми, а когда температура упала ниже -50 градусов, то вообще все ушли домой и топили печи. От такой интенсивной топки печей стали быстро исчезать дрова на улице. Сначала они заканчивались около жилых домов и люди шли за ними к местам общего пользования- пекарне, конторе, магазину. В результате чего они и там уже были на пределе. Завести трактор в такой мороз совершенно невозможно. Даже если бы вдруг и удалось завести, то проехать, и тем более что-то везти на прицепе также было невозможно- металл на таком морозе делается хрупким, как стекло- ломаются тележки гусениц, рвутся звенья. Проблема и с топливом- солярка на таком морозе и даже меньше не течёт и имеет вид каши, которую можно грузить лопатой. Хотя солярка у нас и называлась зимней(т.е.разведена большим количеством керосина), но при -30 градусах она очень плохо вытекала из бака и трактористы ездили только с привязанной под баком и горящей банкой солярки. А на тракторе ДТ-54 кроме банки под баком нужно было ещё ставить горящий факел под топливные трубки около фильтра. Такая же история была и на буровых самоходках- там вообще топливный бак стоял одиноко,^открытый всем ветрам и под ним всегда горело ведро с соляркой. Я вообще- то и сейчас смутно представляю себе, что пришлось бы делать людям в посёлке, если б такие жестокие морозы продолжились ещё недели две? На себе носить сырые дрова за полкилометра? Да ещё пилить бы их пришлось ручной пилой, .т.к. бензопилу тоже не заведёшь. Видимо, в таких природных условиях надо всегда иметь зимой месячный неиспользуемый резерв дров.
Однако ,к счастью, появилось погодное окно- мороз упал где-то до -40. Все понимали , что этот шанс надо быстро использовать. Обеих трактористов попросили завести свои машины и ехать за дровами. Да они и сами, без всяких просьб, видели, что это надо делать. Греть свои машины, стоящие на открытом воздухе, они начали в 6 утра. Под картер двигателя ставился большой противень с углями, а под задним мостом и коробкой передач горели два костерка. В систему охлаждения с началом морозов всегда заливалась солярка. Прогрев продолжался 6 часов и только после этого удалось завести двигатели. Собрали 2 бригады, взяли с собой моториста бензопилы и поехали на гору в лес. Мы сделали за день два рейса и привезли в посёлок около 20 хлыстов сухого леса. Острота проблемы была снята. После перехода бригады на новую точку с началом зимы бурение шло не шатко,не валко- воду брать было негде, и возить нечем. Руководство партии предложило нам топить воду из снега, коего там было явно в избытке. Дали нам ёмкость,чтобы под ней жечь дрова. И работа пошла, но совсем с другим результатом, чем ожидали. Вообще, чтобы натопить воду из снега открытым огнём, надо сжечь очень много дров, особенно если это делается на открытом пространстве. Это, по сути был египетский труд. Но если там много рабов строили много лет пирамиду, то наш суточный труд по "изготовлению" воды завершался несколькими сантиметрами бурения. Поэтому буровая бригада 90% времени тратила на возню с получением воды, которой хватало на час бурения, потом снова разжигание костров, набрасывание снега, и т.д. Кроме всего прочего, в этот же период резко увеличился расход солярки, т.к. для разжигания костров из сырого леса буровики подливали солярку. А вот уж снега там было в избытке -это хорошо видно даже на фото буровой. Думаю глубина снегов достигала 2-х метров. Это хорошо определяется по высоте пней при вырубке отдельных лесин в зимнее время. На самой горе у нас была оборудована вертолётная площадка^, так вокруг неё стояли пеньки срубленных деревьев высотой до 1,5 метров. И когда этой же осенью, ещё до снега, у нас в районе площадки потерпел аварию вертолёт МИ-1 , то при быстром опускании его мимо площадки в кабину его,.пробив обшивку, вылез метровый пенёк. На счастье он прошёл мимо пилота и двух пассажиров. Одним из пассажиров был мой бурильщик Томилов. Затем прибыла комиссия для расследования лётного происшествия, они оставили у нас двух авиатехников. Их задачей было отсоединить корпус от хвостовой балки, погрузить его на изготовленные нашими плотниками сани- балку же они бросили. Позднее наши трактора вывезли корпус на перевалку. Там пришёл вертолёт МИ-4 и на внешней подвеске вывез корпус в Енисейск. И чтобы уж закрыть эту тему - весной я пришёл к хвостовой балке с инструментом и снял с неё последний валик с карданными подвесками - привод хвостового винта. Хотел изготовить себе моторную лодку со стационарным мотором от мотоцикла ИЖ-56. Валик же с подвеской очень подходил для передачи мощности от коробки двигателя на гребной винт. В разгар лета я заказал нашему плотнику Н.Бачину сделать мне деревянную лодку самых ходовых размеров под любой мотор. Сговорились мы за 300 рублей. И при этом он взял задаток в 150 руб. Лодку он делать начал сразу, и уже в сентябре заканчивал. Но т.к. я уезжал, то он оставил её себе, и задаток тоже.
Ещё в январе пошёл слух, что Губанова снимают. Кого поставят -было неизвестно. Кто-то говорил, что Власова, другие называли иные фамилии. Конечно, я и тогда не видел в Губанове хорошего организатора производства. Придя на партию, он практически ничего, как говорят, не "строил". Но и ничего не ломал, хотя может быть что-то и надо было "сломать". Буровые он посетил за несколько месяцев один раз, остальное время "питался" слухами. Кроме этого, по рассказам очевидцев, он любил выпить. Правда, я его в поддатом состоянии не видел, возможно потому, что поздно приходил с участка и вечером никуда не ходил. В партии заканчивалась солярка и сено для лошадей. Под угрозой остановки стоял весь транспорт и бурение соответственно. Я запомнил его сидящим в кабинете, в своей неизменной кожаной меховой куртке с шалевым воротником - было всегда холодно. Когда он сдавал дела и уезжал, то предложил мне купить у него за 10ООруб эту куртку с меховыми штанами и эвенкийские бакари- высокие сапоги из оленьих шкур. Меховой костюм был американским - он прилагался в комплектах зимней одежды экипажей летающих лодок "Каталина". 0днако к этому времени я уже обзавёлся великолепными собачьими унтами, хотя цена которую он просил за этот ансамбль была недорогая, но я отказался. Может быть и напрасно. И вообще, сейчас уже мне кажется, .что Губанов был временщик, этакая переходная фигура перед приездом нового начальника партии. Видимо, Виторта и Власова надо было "развести" по каким-то причинам, и чтобы заполнить вакуум власти временно поставили Губанова. Хотя я не исключаю и того, что если бы дела у него сразу пошли в гору, то его бы оставили и дальше работать.п.Кия.Однако в феврале все узнали, что к нам выезжает начальник экспедиции с новым начальником партии. Выбрали они довольно экзотический в те годы вид транспорта- гусеничный транспортёр ГАЗ-47. Экспедиция совсем недавно его получила и решили опробовать впервые в дальней поездке к нам. Это лёгкая гусеничная машина грузоподъёмностью в 1 тонну, с форсированным двигателем от автомашины ГАЗ. Заправлялась только авиационным бензином Б-70, которого у нас ,естественно, не было. Преимуществом её было ещё то, что корпус представлял собой герметичную лодку и позволял долго держаться на плаву и медленно передвигаться в стоячей воде. Это был один из первых транспортёров, попавших на "гражданку" из армии. Поехало их несколько человек. Но если начальник экспедиции сидел в кабине на месте пассажира, то все остальные располагались в низеньком кузове под брезентом на железных скамейках. Остальным я совсем не завидовал, когда увидел кузов, где они сидели в обнимку с бочкой бензина Б-70, взятой в дорогу. Не обошлось у них и без приключений.Транспортёр ГАЗ-47 []Транспортёр ГАЗ-47 В районе Усть-Пита , когда они выехали на наледь у берега, то лёд проломился и машина заплавала в полынье. В силу своей конструкции выехать из ледяной полыньи она не может. Пошли в село за трактором, который и выдернул её на поверхность. С утра уже все знали, что машина выехала к нам. Появилась она к вечеру- все услышали наверху горы сильный треск выхлопных газов и увидели, как к посёлку начал сползать низенький зелёный жук. Подъехали к конторе и все начали осматривать диковинку, а шофёр или тракторист- никто не знал как правильно его назвать, ходил вокруг с таким важным видом, что некоторые могли подумать, что он управляет по меньшей мере реактивным самолётом.
Начальник экспедиции Поляков Алексей Иванович, уже достаточно пожилой мужчина с седой головой, был серьёзен и неулыбчив. На экспедицию он пришёл не так давно с должности начальника Сорской гелогоразведочной партии. Это была очень крупная партия с несколькими десятками буровых бригад, занимающаяся разведкой большого месторождения молибдена и где уже строился комбинат. Это был руководитель старой закалки и старой школы, и во всём его виде и поведении угадывалась его прежняя,богатая событиями жизнь в сталинские времена. Мне приходилось встречать руководителей такого типа и позже. Характерной их чертой было высокое чувство долга и ответственность за порученный им участок работы, высокая требовательность как к себе, так и к подчинённым, отсутствие элементов хапужничества для себя. Мне показалось, что после ухода Сталина новое руководство страны начало негласно осуществлять политику выдавливания старых кадров с руководящих постов и заменой их на других, более молодых, и по их мнению, незапятнанных в репрессиях старого режима. Но как часто бывает -"с водой выплеснули и ребёнка", т.е.вместе с теми кто действительно был в чём-то виноват в отставку и со своих должностей было снято и много других очень опытных кадров.
Я не знаю , где и кем работал Поляков раньше, но перевод его из Сорской партии в Сибирскую экспедицию было безусловным понижением, т.к. масштаб задач, да и ассигнований был несоизмерим. Однако положительные черты этих руководителей принимали, я бы сказал, иногда несколько уродливый характер. В частности, Поляков подписывал все документы на выдачу материалов сам, а потом иногда ходил на объект и считал там по шляпкам забитые гвозди. Это был в чистом виде лозунг В.И.Ленина, что "Социализм-это учёт". На следующий день стали готовить большую инспекционную поездку на участок работ на буровые. Народу в тягач набилось полный кузов. Бочку с бензином оставили на базе. При такой, в общем-то и небольшой весовой нагрузке тягач с трудом, в отдельных местах на первой скорости, забрался на гору. Первой по ходу была самоходка Ю.А.Мангушева. СБУ -150 ЗиВ []Самоходная буровая установка Подъехали, стали метрах в 10. Народ начал выскакивать из машины. Мангушев тоже вышел и поднялся на платформу буровой установки, где работала вахта буровиков. Поляков вышел из машины, тут же остановился, сложил руки "крестиком" на живот, и начал смотреть на буровую. Мороз был около -30 градусов, и как всегда , под топливным баком дизеля горело ведро с соляркой, а иначе она бы не текла. В это время Мангушев что-то засуетился и ногой задел ведро с горящей солярой, оно опрокинулось и на платформу хлынуло пламя. Все оцепенели. Буровики бросились искать средства тушения, но ничего не было. Пламя по площади занимало половину платформы. Если бы солярка протекла к колёсам автомашины и зажгла их, то вряд ли удалось бы потушить. Поляков стоял всё в такой же позе и был недвижим и молчалив, как сфинкс. В этот момент Мангушев сбросил с себя полушубок и начал им закрывать очаги пламени, которые от этого дела стали частично гаснуть. Пока он в течение 3-5 минут гасил пламя таким способом, полушубок его съёжился как шагреневая кожа и по линейным размерам уменьшился раза в полтора, что он нам и продемонстрировал в конце тушения пожара.Поляков всё также стоял в одной и той же позе. Потом , повернув голову к стоявшему рядом начальнику партии, коротко бросил: "Поехали дальше!". Губанов и Власов начали было ему объяснять, что солярка некачественная, замерзает и поэтому приходится греть её таким способом, но он уже их не слушал и начал втискиваться в узкий проём кабины. Он ,может быть, и соглашался, что в солярке мало керосина и она замерзает, и что нагреть её можно только открытым огнём. Но то, что на буровой совершенно не было средств пожаротушения, виноваты были только мы сами. И если бы на глазах начальника экспедиции сгорела бы буровая, то кары были бы весьма суровые. Впечатление от поездки у всех было напрочь испорчено. Приехали ко мне на буровую- шло бурение. Все вышли, посмотрели там-сям, и находясь ещё под впечатлением пожара, никаких замечаний не сделали , собрались и вернулись на базу. На следующий день "черепаха" , громко потрескивая при подъёме на гору, уехала в Енисейск.
6. Смена начальника партии.
Остался новый начальник партии - Ковалёв Григорий Евдокимович. Это был высокий, симпатичный мужчина, около 30 лет, с открытым приветливым лицом. Приехал он из г.Кяхта на юге Бурятии, почти на границе с Китаем. Там закрылась геологоразведочная партия системы этого же треста и всех специалистов начали расталкивать по другим предприятиям. С начала года у меня уже работал сменным мастером приехавший оттуда Малягов, а жена его у нас же в партии была нормировщицей.ковалёв Г.е. на Енисее на моторке. []Ковалёв Г.Е. на Енисее на моторкеЗа весенним хариусом []За весенним хариусом. Ковалёв Г.Е. был техником-геологом по образованию, но уже поступил и учился заочно в институте. Жена его,по отзывам специалистов, была очень толковым инженером-экономистом и сразу же возглавила плановый отдел экспедиции в Енисейске. Я не помню, кем он работал в Кяхте, но то, что он обладал хорошими организаторскими способностями - это несомненно. К производству и хорошим его результатам у него был не показной интерес, а самая настоящая заинтересованность. Люди, коллектив, а особенно немногочисленный, где все на виду в этом тесном пространстве,всегда чувствуют фальш, и соответственно на неё реагируют. Весь коллектив как-то сразу взбодрился, вышел из зимней спячки и заработал шустрее. В методы его работы не входили крики, накачки,стучания по столу или табуретке - просто народ понимал человеческий язык общения. Лично для меня было просто неприемлемым что-то не выполнить из согласованных совместно с ним мероприятий, потому что мне он доверял, а я всегда высоко ценил доверие к себе и в будущем от разных руководителей. В бурении он тоже разбирался, но на том уровне, на каком он видел этот процесс в натуре в тех организациях, где работал раньше. Кроме того, мы с ним оказались неожиданно "родственными душами" в другом деле - он, как и я, страдал от суставного ревматизма. Нам обоим нельзя было мокнуть и переохлаждаться. Весной он уже начал прихрамывать - боль пришла в суставы ног. Я же пока держался. Сразу по приезде он одел ватные стёганые брюки и не снимал до наступления устойчивого тепла.
Однако времени для расслабления у него не было - надо было организовать поставки горючего. Возить вертолётом МИ-4 из Енисейска по 800 кг. было делом очень накладным и Ковалёв сумел на ближайшем подходящем болоте укатать полосу для приёма самолётов АН-2, что и дало возможность продержаться до начала навигации. Зватил он лиха в морозы и в наших домиках на "рыбьем меху". Поняв ошибки предшественников, сразу заложил строительством два двухквартирных жилых дома из леса нормальной толщины. Вскоре меня отправили в командировку в экспедицию. Цель была съездить в Маклаково (сейчас это Лесосибирск) на базу закрывающейся геофизической экспедиции и отобрать для нас пригодный буровой инструмент. Второй раз летел вертолётом МИ-4. Под нами проходил замёрзший Енисей, а слева тянулись бесконечные горные увалы Енисейского кряжа. Приземлились примерно через 50 минут. Жить я устроился в гостинице города- здесь были точки общественного питания, кинотеатр и др. культурные места. Я не забыл первое пребывание здесь, и в ресторане стал объедаться малосольным омулем. И ещё в городе продавался напиток под названием "медок"- что -то среднее между брагой с добавлением мёда и пивом. Изготовитель- местный райпромкомбинат, и больше нигде в стране я его не встречал. Шипучий, с большим количеством пены, сладковатый на вкус. Пить было вполне можно, даже чуть-чуть бил по мозгам. На другой день сфотографировался впервые с бородой, а потом разослал фотографии родственникам и знакомым.
В экспедиции познакомился с новым главным бухгалтером, который недавно перешёл из райпотребсоюза. Ещё сравнительно молодой мужчина много рассказывал о своих поездках по прежней работе. Для меня оказалось совершенной новостью тот факт, что в здешних лесах были поселения, где не знали, что такое Советская власть. Люди там жили на грани ведения натурального хозяйства. Отдельные их представители тайными тропами выходили к родственникам в другие, официальные сёла, брали сахар, соль и уходили назад. Они не учитывались в составе населения края, естественно не участвовали в активной жизни. Некоторые сёла имели, как бы сказать, полулегальный статус- что-то они признавали, а что-то нет. Одним из таких сёл было Маковское - на самом западе края. Был он там с какой-то ревизией, так всё там решал совет старейшин - пожилые люди с длинными бородами. А чуть севернее этого села, в районе старинного канала Кеть-Кас, соединяющего по водоразделу бассейн Оби с бассейном Енисея располагались и нелегальные поселения. Говорят, что это были остатки белой армии Колчака, не пожелавшие идти под большевиков и церковные староверы. Люди, бывавшие на этом канале, рассказывали, что весь металлический крепёж и арматура с него были сняты и использованы нелегальными поселенцами для своих хозяйственных нужд. Про такие поселения в нашей открытой печати никогда даже не упоминалось- видимо был запрет. Впервые об этом немного удалось прочитать в одном толстом журнале в конце 70-х годов. В один из дней поехал в Маклаково. Ещё на подъезде к нему увидел огромные штабеля пиломатериалов с побелёнными извёсткой торцами. Впечатление было такое, что здесь пилили лес со всей страны. Однако, в основном, это был пиловочник знаменитой ангарской соены, которую доставляли по реке из Приангарья. Причём при заключении зарубежных контрактов на экспорт оговаривался определённый процент поставок ангарской сосны. В те годы железной дороги сюда ещё не было и экспортные поставки осуществлялись по воде с открытием навигации. Всю зиму комбинат пилил лес и складывал в штабеля, почему и возникали большие запасы.
У геофизиков нашлось немного подходящего для нас инструмента-я его переписал и уехал. В экспедиции начальник отдела кадров чего- то заговорил, что мне надо бы получить пистолет- как раз, говорит, есть подходящий - "Вальтер". Сначала мне эта идея понравилась, но потом подумал, что зачем он нужен? А если потеряешь или украдут? Больше к этому разговору не возвращался. Да и позднее я понял, что такие "игрушки" старшим буровым мастерам просто не положено давать. Их давали только начальникам партий, да и то только тем, кто хотел взять. Вскоре на вертолёте с грузом я вернулся на Кию. С окончанием больших морозов в посёлок стали ездить на лошадях жители с.Колмогорово и других. Они привозили на продажу продовольствие. Мне запомнилось молоко.Оно было в замороженном виде и имело форму миски. Мне его очень нахвалили, и я взял пару мисок. Потом кусочками откалывал и таял. Действительно, молоко было очень вкусным. Рыба в продаже у них точно была, только обычная продавалась в открытую, а хорошая-из-под полы. Стерлядь в этих местах в любое время стоила 10руб. за 1 кг, а осетрина-15 руб, или по цене 10кг печёного хлеба. Кто их знал - мог им заказать и лосятину- это дело тоже водилось. Я сырые продукты не покупал, т.к. готовить их времени не было. Хотя если бы в то время знал, что строганина из хорошей рыбы и лосятины так вкусна, то несомненно был бы первым у них покупателем этих деликатесов.
Мангушев пошёл в отпуск и мне пришлось взять его самоходку под контроль. Работала у него одна вахта и бурила мелкие 40-ка метровые скважины без воды, "всухую". Как раз скважину они закончили и надо было переехать на 100 метров. Шофёром на ней числился помощник бурильщика Липин Н. Я его спросил- как будем передвигаться? Он ответил, что своим ходом и начал готовить двигатель и машину. Всё оказалось в безобразном состоянии-аккумулятор посажен, бензин из бензобака в карбюратор не поступает, в мостах залит нигрол, который на морозе превращается в камень. Привезли с зарядки аккумулятор и начали настраивать подачу бензина в карбюратор. Для этого канистру с бензином поставили на капот и через шланг, сифоном вошли в карбюратор. Одновременно начали греть мосты открытым огнём, а в радиатор заливали несколько раз горячую воду. Двигатель с большим трудом всё-таки завёлся, но с места машина стронуться не смогла, т.к. не удалось разогреть нигрол в мостах. Надо было зимой, после каждого движения своим ходом ,сливать масла из всех ёмкостей. Перед следующим движением разогретые масла заливать в системы. В результате этих "мероприятий" по разогреву и запуску подгорела некоторая резина на колёсах, сорвали десяток шпилек полуосей. Могли вообще сжечь установку,т.к. открытая канистра с бензином стояла недалеко от открытого огня. В конце концов пришлось её перетаскивать трактором.р.Кия В конце зимы наша передвижка была готова и мы её перевезли на новую скважину. Правда на гору пришлось вытягивать двумя тракторами. Все размеры оказались правильными и монтаж оборудования прошёл нормально.
В марте мы с Власовым как-то пошли на участок на лыжах- надо было сходить на один из объектов, куда не было дороги. Меня поразил просто потрясающей толщины снежный покров. Кроме этого, он был настолько чистым, что смотреть на него без тёмных очков было невозможно. На одной лесной прогалине мы увидели совершенно красную ель, причём большую, метров 10 высотой. Оглянулись- и вокруг, недалеко увидели ещё несколько штук поменьше. Это были высохшие деревья с полностью сохранившимися красными иголками. Ни в каких местах я больше не видел такого чуда- были ёлки с отдельными красными ветками, но чтобы всё большое дерево - видел впервые и последний раз. Подошли поближе и Власов предложил её поджечь- вокруг не было близко деревьев. Он взял бумажку, поджёг её и бросил под ветку, быстро отъехал. Ветка загорелась, а от неё пламя быстро и с шумом пошло вверх и вся ёлка как- бы с треском взорвалась. Иголки мгновенно обгорели, тонкие сучки ещё горели подольше и вскоре пламя угасло- мальчишество иногда присуще и взрослым дядям. Вскоре после приезда сюда получил письмо от Толи Лобанова, который распределился на место геологов в Магадан. Работать же его послали на самый север Камчатки в такую дыру, что моё место было раем на земле. В те годы геологоразведочные работы на Камчатке проводились под руководством Магадана, и лишь позднее они выделились в самостоятельную организацию. Жил он в посёлке на берегу океана, куда добраться можно было лишь на морском кунгасе после долгого плавания. В зиму оказались по чьей -то нерасторопности без угля и буквально замерзали. Промучившись зиму, он попросился перевести его куда-нибудь поближе к нормальной жизни. Его перевели на бурение скважин для получения горячей воды из недр, прилегающих близко к вулканам. Здесь уже жить было можно и он, похоже, успокоился.
Однажды со мной неожиданный разговор завёл Власов. Он сказал, что в посёлке необходимо создавать комсомольскую организацию- налицо было 4 вновь прибывших комсомольца, все молодые специалисты. Была и ещё молодёжь, но они открещивались от своего членства по разным причинам. Было ещё двое молодых ИТР комсомольского возраста. Он сказал, что придётся это дело возглавить мне, хотя желания к этому у меня и не было. Он был секретарём партийной ячейки и, видимо, с него и спрашивали за комсомол. Назначил он и день организационного собрания. Вечером собралось 6 человек и Власов. Электростанция в этот вечер не работала и зажгли свечу. После моего краткого выступления по поводу какой-то даты, состоялось выдвижение кандидата в секретари и голосование. Других кандидатов и просто желающих заняться этим делом не нашлось. Меня и избрали. Я начал собирать со стола бумаги, чтобы закруглиться, но тут вдруг Власов сказал, что заканчивать надо такие мероприятия пением "Интернационала". Кто-то сказал, что это партийный гимн, но он был непреклонен, всех поднял с мест и первый запел. Мы , молодёжь, в основном, раскрывали рот иногда выдавая нечленораздельные звуки, т.к. слов почти не знали. Всё это действо выглядело настолько смешно при горящей свече, что когда я увидел на стене тень от моей шевелящейся бороды, то меня чуть не охватил приступ дикого смеха, который я сдержал огромным напряжением воли. []
7. Весна. 1960 год.
Немного раньше началась ракетно-ядерная гонка двух супердержав, которая требовала очень много денег. Решили провести чистку сусеков и кому-то в голову пришла мысль, что на Севере люди получают очень "длинные" рубли. О том, что людей на Севере работает ничтожно мало, а дают они большой кусок валового национального продукта сейчас, а кроме этого работают и на будущую перспективу всей страны, почему-то в голову никому не пришло. Немедленно было задействовано орудие главного калибра- Никита Хрущёв. Прилетел он как-то во Владивосток, помахал там плавниками, потряс в очередной раз перед империализмом кулаками и в тот же день вернулся в Москву. На другой день раздался его крик: "Это же безобразие! Человек завтракает во Владивостоке, пообедать может в Москве! Какие это отдалённые районы? Какой это Север? Надо немедленно пересмотреть все эти льготы !" Призыв был услышан и тут же опубликовано постановление правительства. Оно называлось "Об упорядочении льгот.. .". В результате этого "упорядочения" для получения надбавок к зарплате надо было работать в 2 раза дольше, очень много районов перевели из Крайнего Севера в районы, приравненные к ним с понижением льгот. Много районов совсем лишились особого статуса. Во многих местах общий заработок вообще понизился в несколько раз. И с Севера немедленно хлынул поток людей в обжитую европейскую часть, где зарплата была ненамного ниже, но жить было лучше и дешевле. Север на глазах начал обезлюживаться. Продолжением этой политики поиска финансовых ресурсов стала в январе 1961 года деноминация рубля с одновременной девальвацией в 2,5 раза. Однако же совершенно неожиданно для нас, по этому постановлению мы получили прибавку к зарплате-нас как бы отвязали от Москвы и привязали к условиям местности. Меня назвали в новом штатном расписании руководителем буровых и горных работ партии и дали оклад 11ООруб, хотя партия горных работ не вела. Видимо, новым назначением Ковалёв Г.Е. хотел меня немного взбодрить. Оклад старшего бурового мастера был такой же. Но с поясным коэффициэнтом 1,3 и полевым довольствием у меня выходило около 2000руб. Это уже существенная прибавка. Да и остальные инженерно-технические работники тоже стали получать существенно больше. Правда нам, чтобы в год получать 10% надбавки надо было работать 2 года, вместо 1 года раньше и рабочий стаж увеличивался в полуторном размере вместо двойного раньше. Трёхгодичные договора о работе на Крайнем Севере мог теперь заключить каждый желающий. Раньше же таких людей отбирала администрация по своему выбору. Несмотря на календарный приход весны и яркое солнце днём, морозы ночью доходили до 40 градусов. И вообще, как говорили старожилы, на базе ГРП был свой микроклимат, сильно отличающийся даже от берега Енисея. Там было на 10 градусов теплее. Несмотря на календарный приход весны, начались подвижки людей в сторону миграции. Несколько человек сразу подали заявления об уходе и отработав положенные две недели, двинулись в сторону большой земли. Вертолёты ходили очень редко и люди, у которых "душа горит" и нет терпежа, любыми способами добиралась в места, где спиртное продавалось свободно. Так и эта первая группа людей, добравшись до первого магазина, где продавался спирт, основательно "набралась" и пошли пешком в ночь до следующего села. Всё закончилось трагедией - пьяный человек в сильный мороз не способен ему противостоять- один из них дорогой замёрз, другому пришлось ампутировать обмороженные ноги, других еле спасли.
Весной же от нас ушёл и механик Мазепа - работа и жизнь у нас показалась ему чрезвычайно сложной. Я очень сожалел о его уходе. Во- первых, был неплохой специалист,во-вторых порядочный человек и нормальный сосед по комнате. Он то ли вернулся опять в сельское хозяйство, то ли ушёл в коммунальное хозяйство г.Енисейска. И вообще, надо отметить, что в геологоразведочных партиях, ведущих буровые и горные работы, старший механик является одной из ключевых фигур. Мне в этом плане везло - почти везде, где я работал, были очень приличные механики(за редким исключением). Вскоре прислали нового механика партии. Это был, вообщем-то, безликий человек, да ещё и неравнодушный к спиртному. Хорошо, что его не подселили ко мне - терпеть не мог пьяниц в быту, особенно рядом с собой. В мае начали течь первые ручьи и быстро пришло тепло, реки начали набухать и лёд стало ломать и поднимать водой. Как говорят очевидцы, ледоход на Енисее - зрелище грандиозное. И горе тем плавсредствам, которые не спрятаны в затоны или вдруг окажутся на пути ледохода. Такая история в эту весну произошла с нашим деревянным 20-ти тонным паузком - льдом его разбило в щепы. Видимо, прозевали оттащить его трактором в чистое ото льда место берега. Говорили, что ещё несколько лет назад на льдинах отдыхали и плыли большие стаи перелётных серых гусей и сноровистые охотники успевали их добывать. Но уже года два это явление не наблюдалось.
Как только лёд на Енисее начинал двигаться, начинались подвижки и на Кие. В это время в Енисейске начинал готовиться к нам в путь танкер с дизтопливом. Во время половодья высокая вода на Кие держалась около 10 дней и за это время небольшой танкер подходил прямо к посёлку и горючее насосами перекачивалось в емкости. На Енисее же половодье длилось дольше и подъём уровня воды достигал 8 метров. И это в среднем течении, а в районе устья реки все эти параметры были много выше. Весенняя навигация. Учитывая наше бедственное положение с горючим и краткосрочность навигации на р. Кия, всю доставку топлива водным путём начальник партии взял на себя. Вот как рассказывает об этом сам Ковалёв Г.Е: " Когда нам сообщили из Енисейска, что буксир "Мариинск" со стотонной баржей прошёл Енисейск и направляется в нашу сторону, мы с Власовым и мотористом Ермаковым П. уже ждали их на устье р.Кия. Как только устье очистилось ото льда, я выехал вверх по Енисею на моторке навстречу катеру, захватив с собой пару бутылок спирта. Встретили. На ходу перебрался по верёвочной лестнице на катер. А до этого договорились с Павлом Ермаковым, что он на моторке идёт впереди, выбирая путь, а мы за ним. Вошли в р. Кия и до впадения в неё р. Киликея - продвижение шло нормально, а уже чуть выше и движение застопорилось - мощности двигателя не хватает и нас даже стало сносить чуть-чуть назад. И вообще в этом месте очень сильный перекат с большой скоростью воды. Бросили якорь, закрепились для страховки за дерево. Что делать? Капитан разводит руками...сам, дескать, видишь! Предлагаю ему следующий вариант: еду на моторке и ищу другой катер на Енисее и капитан оживился... Перебрался к Ермакову в лодку и рвём на Енисей. Часа через полтора увидел подобный нашему катер. Просигналили ему. Он сделал отмашку, что не может - спешит в Игарку. И только третий или четвёртый катер согласился принять меня на борт. Объяснил ему ситуацию. Согласен, говорит, а оплата? Говорю - только спиртом. Пойдёт. Капитан оставляет свою барку у берега со шкипером, и мы тотчас двигаем в Кию. Павел на моторке впереди. Двумя катерами пошло веселее, но уже на середине посёлка катера молотят воду винтами, а баржа почти стоит на месте - здесь скорость течения оказалась ещё выше. И лишь когда с головного катера бросили 3 или 4 конца, и стоящие на берегу их подхватили, удалось таки встать напротив нашего "нефтепровода" Опять началась весенняя распутица и с ней дикая грязь. Домой приходил, как правило, мокрый по пояс, в сапогах всегда хлюпала вода. Дома жил один и приходилось затапливать печь, чтобы просушить одежду и обувь. А если приходил поздно, то топить печь уже времени не было и утром опять одевал, что мог найти посуше. В партии был бесхозный гусеничный трактор ДТ-54 и я попросил разрешения руководства иногда его использовать, самому садясь за рычаги. Первый самостоятельный рейс я сделал ещё с Мазепой, а потом уже ездил на буровую один. Но так как постоянного тракториста на нём не было и техуход было делать некому, то он вскорости начал давать сбои в дороге. Потом мне уже надоело с ним возиться, и я опять начал ходить пешком. В начале июня снег в лесу лежал отдельными толстыми пятнами, а тут вдруг появились комары. Причём не такие как на Урале -^тёмные и худосочные, а огромные твари рыжего цвета. Кусали они тоже отчаянно - репелленты от них совсем не помогали. Знатоки говорили, что это самые первые и самые злые после зимы. Потом пойдут помельче и не такие кусачие. Но посоветовали спасаться от них дымом папиросы, не затягиваясь в себя. До этого я вообще даже в рот никогда не брал курева. Подумал, что если не затягиваясь- то можно. В результате этих экспериментов к осени уже курил постоянно и продолжал это делать до 31 декабря 1982 года с двумя полугодовыми перерывами, когда бросал. В это же время к нам на базу стали прибывать геологи-съёмщики Запорожной партии, которые на свои участки работ забрасывались частично и от нас на моторных лодках. Среди этих полевиков были и очень интересные люди. С одним из них -Сегалем Володей- я познакомился по игре в преферанс. Техник-геолог, единственный сын, которого мать растила без отца. Исключительно толковый и эрудированный парень. Вообще надо заметить, что за всё время моей работы на производстве мне пришлось встретить 2 или 3 техника по образованию, которые имели кругозор выше,^чем у среднего инженера тех лет. Одним из них был Сегаль. Мы с ним быстро сблизились на чём-то неуловимо общем, что нас объединяло. В геологии он оставаться не собирался, а хотел поступать в Московский институт стали и сплавов. В Тюмени у меня был такой же товарищ -всех нас объединяло то, что матери нас вырастили одних, и без отцов.
8. Лето. 1960 год. Болезнь.
В июне у нас в посёлке произошла беда - сгорела дизельная электростанция ПЭС-60. Огонь уничтожил не только 2 станции - одну рабочую, а вторую резервную, но и деревянное здание. Пожар длился не более 10 минут. По словам машиниста, огонь начался на крыше здания якобы из-за того, что из выхлопной трубы вылетел сноп горящих искр, который упал на деревянную крышу и она загорелась. Объяснение достаточно экзотическое. Таких причин загорания от работающих дизелей я не слышал и не видел - ни до, ни после этого события. Партия была практически остановлена, т.к. остановилась мехмастерская. Мы тут же пошли к механику домой, который крепко спал прямо одетый на кровати, вывернув наружу голые грязные ступни ног. Его тут же разбудили, но он слабо соображал что произошло, т.к. принял дозу спиртного. Пришлось прямо на улице, под лёгким навесом, ставить маленькую 30 киловаттную станцию ЖЭС-30. Механика отправили в Енисейск, и им занялось следствие.
В начале июля я тяжело заболел. Однажды утром не смог управлять своими руками и ногами- все суставы страшно болели. Я не мог не то что ходить, но даже встать с кровати. Руки двигались также с большим трудом. Это был фактически ревматический паралич. Всё-таки организм не выдержал такого надругательства над собой - осенне-весенняя слякоть и сырость, плюс переохлаждение в эти времена и зимой. Я утром не пришёл в контору, и ко мне пришли узнать, где я. Увидев меня в таком состоянии, надо отдать должное начальнику партии Ковалёву Г.Е.- он сделал всё от него зависящее, чтобы помочь мне. Связался с Енисейском, оттуда организовали вертолёт МИ-4. На площадку меня вывезли в кабине трактора и загрузили на борт. В Енисейске встретила машина скорой и привезла в больницу. Врач осмотрела меня и назначила лечение такое же, как я получал в Североуральске от обычных докторов. Через несколько дней боли в суставах спали, и я уже смог передвигаться сам. Но лечили меня опять целый месяц. Когда я уже в конце лечения рассказал врачу каким образом меня лечил доктор С.С.Симоньянц, и что это у меня уже была пятая реватическая атака - она не поверила. Сегодня на дворе 2000 год, прошло 40 лет со времени последней ревматической атаки, и пока меня эта болячка не беспокоит. В чём тут дело - я не знаю. Может быть сыграло свою роль лечение сероводородными ваннами в Мацесте в 1959г.? И результат этого лечения проявился только через 1,5-2года?. Всё возможно. Это была большая районная больница, расположенная в деревянных корпусах. Больные любого профиля лежали в палатах вместе, кроме алкоголиков с белой горячкой. Для этих и подобных им был оборудован отдельный дом с решётками на окнах, откуда часто раздавались нечленораздельные звуки, особенно после каждого свежего подвоза контингента. Уже там я впервые начал задумываться о масштабах людских потерь в стране по причине пьянки. Эта тема в открытой печати не дискутировалась. Каждый день подвозили алкашей, утопленников по пьянке, травмированных также по этой причине. Если бы вести правильный учёт таких потерь, то они ,видимо, были бы сопоставимы с маленькой ежегодной войной. В палате лежало около 10 человек. Запомнились двое. Один - молодой парень с тяжелейшим менингитом. Ехал в Енисейск за рулём моторной лодки и не одел на голову шапку, капитально продуло, а на реке ветер и без моторки достаточный. Хватило, чтобы заболеть 4-х часов на ветру от Анциферова до Енисейска. Этот случай я запомнил на всю жизнь. Позднее я 4 года ездил на своей моторке, но таких ошибок не делал. Второй был сосед по палате - российский немец с необычной судьбой. Вся их семья до войны жила в немецкой колонии под Одессой. Когда в начале войны всех немцев начали выселять в Казахстан и Среднюю Азию, украинских колонистов выслать не успели, .т.к. эти территории были быстро заняты немецкой и румынской армиями. После этого всем немцам предложили выехать в Германию, что они и сделали. Родители его стали там работать на каких-то производствах, а его, когда ему исполнилось 17 лет, взяли в охранные части и заставили охранять завод. При подходе американцев они все сдались им и оказались в американской зоне оккупации. Когда наши представители ездили по всей Германии и предлагали вернуться домой, в СССР, он согласился. Родители же его вернуться отказались. Он вернулся и сразу попал в проверочный лагерь. Отсидел там какой - то срок. Компромата на него не нашли, но всё равно под Одессу вернуться не разрешили и выслали на спецпоселение в Красноярский край, под Енисейск с поражением в правах. Сейчас он уже был полностью восстановлен в правах, нормально жил и работал, имел семью. Мог ехать куда угодно, но привык уже жить здесь. Примерно через месяц в удовлетворительном состоянии меня выписали из стационара. Приехав в экспедицию узнал, что скоро на перевалку идёт катер "Ярославец" с каким-то грузом, и без баржи на прицепе. Решил ехать с ним, а заодно и получше рассмотреть эту посудину. Достаточно большое судно. Если спуститься с палубы вниз на первый этаж - там располагаются койки экипажа в два яруса, что-то типа кают-компании со столом в середине. В холодное время предусмотрено отопление каюты от работающего ходового дизеля. Ходовой двигатель- дизельЗД-6, мощностью 150л.с. обеспечивает достаточную тягу и скорость хода. Со мной ехали ещё трое геологов в съёмочную партию Виторта Э.П. В дорогу купили несколько бутылок "Муската Прасковейского" и бутылку спирта для команды катера. Отплыли, и по пути вдруг встали на якорь, подошла моторка и купили у неё ещё живой крупной стерляди . И пошёл пир на борту. Вино оказалось просто великолепным - лучше, чем этот Мускат, я наверное и не пил даже в последующие годы. В магазинах он стоял свободно ввиду его слабой "убойной силы". Настоящие питухи предпочитали всегда спирт. Закусывали сначала малосольной стерлядью, потом резали ещё живую, солили и кушали. Больше мне за всю жизнь не приходилось кушать такую вкусную рыбу.
По пути остановились в деревне Шишмарёвка. Я сошёл на берег и хотел купить себе свежей рыбы. Обошёл несколько домов, спрашивал и все, взглянув на меня, отвечали, что никакой рыбы у них отродясь не бывало. Напиться, правда, давали, т.к. я был с бородой. А почти вся деревня состояла из староверов, которые носили бороды. Пришёл на катер и рассказал, что в деревне совсем нет рыбы. Команда взглянула на меня и расхохоталась. Я ,оказывается, ходил в деревню,одев свою форменную фуражку горняка, с кокардой и молоточками. Жители не разбираются в видах форменных фуражек и приняли меня то ли за прокурора, то ли за рыбинспектора. Естественно, никакой рыбы у них не оказалось для такой категории чужаков И вообще, в этом районе место для ловли хорошей рыбы было очень благоприятным. От Усть-Пита до Колмогорова тянулась глубокая яма, в которой собиралось много осетровых. Жители этих крайних сёл приспособились уходить от рыбохраны вместе. Допустим, рыбинспектор выезжает из Колмогорова вверх. Жители сразу же звонят в Усть-Пит и предупреждают. Сами тут же выезжают проверять свои самоловы и снимать рыбу. Также происходит и в обратном порядке, если инспектор едет вниз. Рыбы в этой яме очень много и она практически кормила всю округу. Встречались очень большие осетры. Повесть В.Астафьева "Царь-рыба" написана по следам события именно на этой яме. Наблюдалось совершенно чёткое разделение мест обитания разной рыбы. Например, в реках - притоках правого берега Енисея, в районе Кряжа, водились только таймень, ленок и хариус. Притоки левого берега, .стекающие с низменности, заселены были так называемой чёрной рыбой- щука, окунь, чебак, язь и др. Ниже по Енисею, в районе Ворогово, начинались ловиться дополнительно тугун и сиговые. Тугун - это маленькая, размером с мизинец, лососёвая рыбка, очень жирная и вкусная, что -то вроде Сосьвинской селёдки местного образца. Правда, попробовать мне её не удалось. Вообще же всё там вырастает до очень больших размеров. Если берёшь огурец, так он размером с локоть руки. Причём не желтый, а настоящий зелёный огурец. Ягоды смородины в лесу - так те вообще больше вишни и сладкие, как клубника. С весны начинает в лесах расти черемша - большие сочные зеленые листья со вкусом чеснока. Некоторые жители заготовляли её на зиму и солили в бочонках. Заготавливалась масса кедровых орехов - все склоны Кряжа были усеяны кедровыми деревьями. Я уж не говорю про сбор ягод - брусники,клюквы. Всё это было в полном достатке.
Такое обилие кормов обеспечивало успешный рост популяции белки, куницы, соболя. Пушной промысел в сезон профессиональными охотниками давал хороший заработок. Для них специально создавались зимовья, строились избушки в местах промысла. В общем имея минимально необходимые припасы, жильё и крепкое здоровье, в этих районах можно было вполне безбедно существовать за счёт природы. Многие к тому же имели личное подсобное хозяйство - держали коров, свиней. Охотничьих собак держали в каждом дворе. Надо сказать, что берега Енисея заселены очень слабо - село от села на десятки километров. Конечно ,движение судов по реке, как транспортной артерии, было велико. Ведь снабжение Норильского промышленного района в те годы и вывоз его продукции шёл, в основном , по реке через порты Дудинка и Игарка. Атомных ледоколов для круглогодичной навигации через Севморпуть ещё не было. Пассажирские теплоходы делали остановки в больших сёлах, типа Усть-Пита. Жители более мелких пунктов добирались туда на моторках. Вернулся я на посёлок и всё пошло сначала. Правда, произошли некоторые изменения в бригаде- домой уехал Женя Игнатович. Заболели у него там родители, а он был единственный сын. По похожей причине собрался уезжать Вадим Огурцов. Эти отъезды почему-то сразу меня обеспокоили, хотя до этого никаких подобных мыслей не возникало. Я почему-то задумался - а смогу ли я выдержать ещё один такой же сырой и холодный сезон? Изменений в условиях работы и жизни абсолютно не предвиделось Но в то же время, как молодой специалист, я должен был отработать 3 года по направлению. Потом эти мысли на время исчезли, но изредка возникали вновь и вновь. Совершенно неожиданно возникла новая задача. С середины августа начинала сворачиваться полевая Запорожная партия. Её начальник Виторт Э.П. столкнулся с проблемой - что делать с завезёнными в поле взрывматериалами? Его взрывник уволился. В партии не было ни одного специалиста с горнотехническим образованием. Обратились в экспедицию - и там таких не оказалось. Просмотрели картотеку всей экспедиции- и оказался только я один. Мне тут же предложили, если я соглашусь, выехать в партию и уничтожить какими-либо методами остатки взрывматериалов. До этого момента мой опыт заключался в оказании помощи взрывнику при заряжании шпуров в забое вентиляционного штрека в угольной шахте Кизеловского бассейна, где я проходил горную практику в 1956 году , кроме этого я неплохо знал и теорию этого дела.