Известие об аресте Берии произвело на лагерь впечатление не меньшее, чем смерть Сталина. Для всех, кроме Ярослава Васильевича, оно было совершенно неожиданным. Во всяком случае, когда дежурный офицер пришел на вахту и велел снять со стены портрет Берии, ему не поверили. Пришлось вести всю смену краснопогонников к репродуктору и ждать повторного сообщения из Москвы. Только тогда они решились снять свою икону.
Рассказывали и такое: утром того дня начальник лагпункта прошел к себе в кабинет и хмуро распорядился, ткнув пальцем в портрет:
– Этого мерзавца – в печку!
Зек-дневальный, фамильярный, как всякий приближенный раб, возразил:
– В печку – это нам недолго, гражданин начальник. Только не вышло бы, как с евреями.
– А что с евреями?
– В прошлом году посадили, в этом выпустили.
Начальник задумался.
– Да? Ну поставь пока за печку.
Заключенные встают рано, поэтому мы узнали приятную новость раньше вольных. Печенев нарочно подстерег начальницу санчасти, когда она направлялась на работу. Дав ей подойти поближе, Борька стал выкликать:
– Ах, негодяй! Так ему мерзавцу, и надо! Повесить его, подлеца такого!
– Про кого это вы, Печенев? – улыбнулась начальница.
– Да про Лаврушку! Про Берию!
Она отшатнулась, потом припустилась от него рысью. "Бегу, чтобы не пасть с тобою!.."