После низвержения Берии в лагерях начались перемены. Первым делом нам приказали спороть номера. Тому, кто вовремя не спорол, "карячился кандей" -т.е., могли дать суток пять карцера. А раньше давали столько же тому, кто не пришил. Появилось в зоне какое-то подобие школы взрослых, стала выходить лагерная многотиражка "Уголь стране" – Родины минлаговцам пока еще не полагалось. И Ярославу Смелякову поручили вести в газете как бы семинар поэзии – консультировать местных стихотворцев.
Вышел на свободу – да еще как, я уже рассказывал об этом! – Герой Советского Союза летчик Щиров. Готовился последовать за ним полковник Панасенко: когда-то он служил адьютантом у самого Жукова и не сомневался, что маршал вытащит его из лагеря.
Панасенко – седой, подтянутый, моложавый – в заключении вел себя очень достойно: никуда не лез, не хвастался былыми заслугами и высокими связями.
В начале войны он попал в плен к немцам. Для старшего комсостава, если не ошибаюсь, от майора и выше, у них были отдельные лагеря. Пленных -первое время, потом это кончилось – не заставляли работать; кормили плохо, но требовали, чтоб они обращались друг к другу "господа офицеры". Те относились к этому с юмором. Панасенко рассказывал, что однажды в бараке раздался крик:
– Господа офицеры! Кто картофельные очистки спиздил?
(Вспоминаю это всякий раз, когда слышу: "Господин Фрид!")
Свободное копирование
