Я кончил свой рассказ о пережитом за это первое и самое тяжелое время заключения. Конечно, я не претендую ни на литературное, ни на историческое значение моего повествования, имеющего чересчур узкий, личный характер, интересного только для тех, кто знал и любил меня. В тюрьме мне часто приходило страстное желание, там, конечно, неосуществимое, рассказать о пережитом любимым, старым товарищам. Мне была бы отрадна мысль, что набросанные мною строки пробежит любящий глаз, и читающий вспомнит о том, с кем там тесно был связан в далекие, молодые годы, годы надежд и упорной борьбы. Я смею думать, что мои записки имеют некоторое значение, хотя бы как "человеческий документ" или как показания свидетеля. Полной картины пережитого всей тюрьмой здесь нет. Я решил писать о том, что пережил и перечувствовал сам, стараясь не вводить разных слухов, которые, вследствие передачи через несколько человек, да еще посредством стука, не оправдывались. Некоторые слухи, за смертью передававших их, проверить окончательно нельзя.
Вот, дорогие друзья, все, что пока могу сказать вам в ответ на ваши частые вопросы о моем тюремном прошлом. Надо признаться, что в перенесении страданий я не обнаружил не только героизма, но и обычной твердости. Что делать! Такой уж я человек, нервный, болезненно-впечатлительный, реагировавший на всякие раздражения гораздо интенсивнее, чем обычные здоровые люди. Да и у самых мужественных, твердых людей бывают в тюрьме тяжелые минуты, когда утрачивается контроль над чувствами. По этому поводу вспоминаю стихотворение одного из поэтов моего времени:
О, братство святое, святая свобода!
В вину не поставьте мне жалоб моих:
Я слаб, человек я, и в миг, как невзгода
Сжимает в железных объятьях своих.
Проклятий и стонов не в силах сдержать я:
Ужасны тоски и неволи объятья.
Пусть же найдется в этих строках смягчающее мою вину обстоятельство в глазах тех, кто испытывал на себе ужас "объятий тоски и неволи"
28 февраля 1903 г.
Свободное копирование
