Ко Дню Победы. Мои убитые.

Война сильно проредила мою родню.

У отца воевало пять братьев, да, собственно, все в семье мужики. Трое из них погибло. Я назову их имена, Федор, Иван, Василий, они погибли. Алексей, мой отец, и Николай - остались живы.

У матери воевало два брата и сестра. Оба брата погибли. Назову их имена, Арсений и Николай. Воевала, но осталась жива – сестра Антонина, врач.

Я не знаю, в Божьем ли Царстве мои Погибшие. Но думаю, называя их имена, я выполняю долг перед ними. Долг памяти, долг любви. Все они были и остались - молодые. И все они когда-то держали меня, маленького, на своих руках. Своего племянника.

Еще раз повторю, погибли мои дяди – Арсений, Николай, Федор, Иван, Василий.

Но расскажу я только о дядях Арсении и Василии. О Баранове Арсении Петровиче и о Россохине Василии Павловиче.

Моя мама рассказывала, что брат Арсений любил в семье ее больше, чем других. Так бывает, когда семья большая. Поэтому, наверно, мама его чаще и вспоминала. И еще потому, что чувствовала перед ним вину.

В мирной жизни Арсений был столяром, краснодеревщиком. До сих пор в моем детском мамином доме существуют сделанные им вещи: кухонный шкаф, стулья, скамейка. Они все еще служат. Конечно, уже и не модные, но до сих пор прочные.

А мамина вина перед Арсением вот в чем. Перед фронтом солдатики проходили курс обучения. Я думаю, как это описано у Виктора Астафьева, «Прокляты и убиты». И однажды маме от Арсения пришло письмо, примерно такого содержания: «Дашенька, миленькая, нас здесь совсем не кормят. Вышли мне хоть какой-нибудь еды...».

Ну и конечно, было там еще что-то другое, житейское.

Арсений был женат, и ребеночек у них был, Володя, мой братан.

Мама ничего не выслала брату. Одна, с тремя детьми, отец у нас тоже уже был на фронте. Не могла она ничего выслать. Потому что и у нас уже наступил военный голод. Почему он не обращался к своей жене, я не знаю. Может, и обращался. А может, были какие проблемы.

Это было последнее письмо, последняя весточка от Арсения. Больше от него ничего не было, никаких известий, никаких следов. Пропал без вести.

«Если бы я знала, если бы я знала, я бы хоть что-то выслала!», - всю жизнь горевала мама.
Как тут не горевать! Если бы мы знали и предвидели, как бы легче было жить!

После войны жена Арсения привезла к нам сына Володю и попросила мою маму: «Пусть поживет пока у вас, пожалуйста! Мне нужно устроить свою жизнь. Хочу завербоваться на Север».

Ведь, если «пропал без вести», государство тогда не помогало пострадавшим, не помогало детям, ставшими сиротами без таких отцов.

Володя жил у нас лето. Помню, мы даже подрались с ним, по-мальчишески, несколько раз.
Но потом мама сказала, что не может взять и быть ответственной за ребенка долгое время. Нас и так у нее было трое. А послевоенные годы – тоже были не легкие. Жена Арсения на маму за это обиделась. Это другая мамина вина перед братом.

Много позже, когда страна жила уже хорошо, по советским меркам, мама через адресное бюро, или каким-то другим образом, узнала адрес своего племянника. И съездила к нему в гости. Он ее принял хорошо. Жил не плохо, работал машинистом на узкоколейке. И семья у него была хорошая.

Мама как бы успокоилась. Хотя всегда так и чувствовала себя виноватой перед братом. Потому что любила и жалела его всегда.

Очень печально, но иногда мне кажется, что мой дядя Арсений так и погиб голодным.

Я не помню ни дяди Арсения, ни дяди Василия. Мал был еще. Хотя Василия, буду его так называть, вроде должен был помнить.
Он приезжал к нам после ранения. Ходил с палочкой, рассказывала мама.

Вообще-то он был сирота. Родители у моего отца умерли рано. Отец, пока не женился, жил у кого-то из старших братьев, у Федора или у Ивана. А Василий, самый младший в семье, жил у сестры, у моей тети Мани.

Говорили, если бы упросить военкома, он мог бы продлить отпуск раненому и лечащемуся Василию. И, может быть, тогда его судьба сложилась как-то по-другому, более к нему благосклонно. Но некому было упрашивать, не было у Василия матери. А только матери могут это сделать.

Мне дядю Василия особенно жалко. Не знаю, была ли у него девушка. Была ли у него любовь. Скорей всего ничего этого не было. Слишком он был молодой.

И уехал мой дядя Василий, по настоящему не долечившись, с палочкой, опять на фронт. И вскоре погиб.

Его затерявшиеся в войну следы, о его судьбе помог нам узнать военный человек в отставке Владимиров Евгений Васильевич. Большое за это ему спасибо! Он сообщил, что старшина 475-го отдельного батальона тяжелых танков ( «КВ» ) Россохин Василий Павлович героически погиб в боях за город Воронеж в 1942 году. И там же похоронен, в братской могиле номер 15 в Парке Юннатов.

Я был на этой могиле. И я ужаснулся. Пологий склон, наверно, к реке. Деревья. И, как грибы, много, много, трехгранные обелиски. И на каждом, рядами и столбиками, фамилии. Тысячи фамилий! Сколько же их, молодых, погибло! И сколько слез материнских и других слез – пролито! Их оплакивая!

Я хотел свозить на могилку деда моих детей. Когда они еще учились в школе. А я был моложе. Владимиров Евгений Васильевич обещал помочь нам с гостиницей, тогда это была проблема. Но началась в стране перестройка, безденежье.

Может быть, мои детки когда-нибудь съездят сами. И своих ребятишек свозят. Но иногда думаю, надо ли? И стоят ли еще там эти столбики? И не стерлись ли на них тысячи фамилий?

Вот что всегда хранится в моем сердце.


Иногда я думаю вот о чем. Федор, Иван и Василий до войны жили в деревне. И работали трактористами. А, значит, воевали - танкистами. И погибли.

И мне всегда кажется, вот эта песня - про них.

«ГИБЕЛЬ ТАНКИСТА»

Слова Б.Суслова, музыка Г.Портнова

На поле танки грохотали,
Солдаты шли в последний бой,
А молодого командира
Несли с пробитой головой.

По танку вдарила болванка –
Прощай, родимый экипаж!
Четыре трупа возле танка
Дополнят утренний пейзаж.

Машина пламенем объята,
Вот-вот рванёт боекомплект,
А жить так хочется, ребята,
И вылезать уж мочи нет.

Нас извлекут из-под обломков,
Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.

И полетят тут телеграммы
Родных и близких известить,
Что сын ваш больше не вернётся
И не приедет погостить.

В углу заплачет мать-старушка,
Смахнет слезу старик-отец,
И молодая не узнает,
Какой у парня был конец.

И будет карточка пылится
На полке пожелтевших книг:
В военной форме при погонах,
И ей он больше не жених.