Из Александровского Централа я был переведен в Тайшет. После революции там существовал обычного типа исправительно-трудовой лагерь. В сороковых же годах его превратили в спецлагерь особого режима. «Спецлаги» возникли с возобновлением террора в конце сороковых годов, и тайшетский лагерь был одним из самых крупных.
Режимы в этих лагерях были исключительно крутые. Мы беспрерывно находились под наблюдением. На ночь бараки запирались, но и днем заключенным не разрешали свободно ходить даже внутри зоны. Заключенные носили особую лагерную форму с номерами и буквами на фуфайках и брюках, наподобие той, какую носили каторжники в царское время. Эти номера и буквы позволяли вохровцам определять, из какой части лагеря тот или иной заключенный. Строго ограничивалась и контролировалась переписка. В некоторых спец лагерях заключенным разрешали писать домой только два раза в год, в результате чего часто окончательно порывались связи между ними и их семьями. Очень немногие рассчитывали когда-нибудь выбраться на волю: люди были пожилые или средних лет, а сроки — у большинства — до двадцати пяти лет.
Если в других лагерях наиболее квалифицированные работали по специальности, то в спецлагах все, даже крупнейшие специалисты, работали на общих работах, подносили шпалы, прокладывали дороги, рыли котлованы.
В то время как раз начиналось сооружение Братской ГЭС. Заключенные строили железнодорожную линию к Братску. Работали в неимоверно трудных условиях, при жестоком морозе, без теплой одежды, полуголодные. Они считались особо опасными, и вряд ли предполагалось выпустить кого-либо живым из этих спецлагов.
В Тайшетском спецлаге оказались люди совсем непохожие на тех, каких я встречал за последние пятнадцать лет. Прежде всего, в лагере не было уголовных, а большинство заключенных — иностранцы. Из советских граждан многие побывали на фронте, занимали прежде ответственные посты в армии, в промышленности и на транспорте. Военнослужащие были арестованы за «антисоветскую» пропаганду, либо за сотрудничество с немцами, либо за шпионаж в пользу союзников. Таких судили по статье 58-6 за шпионаж. В тридцатых же годах большинство наиболее суровых приговоров выносилось по статье 58-8 (за «террор» и связанные с ним «преступления»).
То, что в Тайшете, да и в других спецлагерях, было собрано такое множество самых разных «преступников», свидетельствовало о лихорадочной работе, которую в то время проводили органы госбезопасности. При этом «органы» взяли на себя «заботу о безопасности» не только Советского Союза, но и стран «народной демократии», где тогда начался государственный террор и откуда уже стали поступать первые его жертвы в Тайшетский лагерь.
В Тайшетском спецлагере находилось около ста тысяч человек. Этот лагерь был лишь одним из многих спецлагов, расположенных в Сибири, Казахстане, на Крайнем Севере. Мы прикинули, что в одних только спецлагах должно сидеть несколько миллионов человек, и это, не считая политзаключенных других, «обычных» лагерей, число которых тогда резко возросло.
Лагерь был разделен на несколько зон, в каждой из них — установлен особый порядок, дававший возможность, лучше наблюдать за заключенными.