Еще больше я узнал о «Ленинградском деле», когда, уже в ссылке, меня навестила моя семья и один знакомый журналист из Москвы.
Когда я прибыл на место ссылки в село Пятково, я не мог даже сообщить об этом семье, так как не имел денег на марку. Занять же было не у кого, потому что в колхозе платили раз в год, а у других ссыльных тоже не было ни копейки.
Наконец мне удалось собрать на почтовую марку, и я написал семье в Москву, что из лагеря освободился и нахожусь в ссылке. Жена незамедлительно ответила телеграммой, что вместе с сыном едет повидаться со мной. Мы не виделись больше 15 лет. Из разговоров с ними выяснилось: мое представление о том, что происходило в Москве за время моего отсутствия, было не очень точным. В частности, я и не мыслил, что пришлось пережить моей жене — жене «врага народа». (Моя жена писала об этом в своей книге воспоминаний, вышедшей на иврите в Тель-Авиве).
Моя семья, в отличие от меня, а сын в особенности, воспринимали события вне рамок партийности и марксистской идеологии, и поэтому у нас часто не находилось общего языка.
С семьей, а также с моим другом, московским журналистом, хорошим, между прочим, знакомым Фадеева, мы много говорили и о «Ленинградском деле». Мой друг объяснял, что, хотя культ Сталина достиг небывалых масштабов, тем не менее усилились признаки деморализации в партии благодаря чувству беспомощности перед лицом НКВД. Что касается «Ленинградского дела», то руководители парторганизации «признались» не только в преступлениях экономического характера, но и в заговоре против Сталина. Причем они якобы собирались арестовать московское начальство, включая руководителей МГБ, за преступления, совершенные по указаниям Сталина. Некоторые из обвиняемых признались, что их вдохновил пример Тито. Арестованные по «Ленинградскому делу» были, видимо, повешены, а не расстреляны.
Мне рассказывали, что одним из главных следователей по «Ленинградскому делу» был Епишев, посланный туда специально из Москвы (поскольку местному аппарату не доверяли) и игравший прежде видную роль в СМЕРШе, фамилию Епишева я с тех пор встречал в печати. Епишев участвовал в ликвидации Берия, преуспевал при Хрущеве и в последнее время играл важную роль в осуществлении политического контроля как в СССР, так и в Восточной Европе. Когда Епишев в 1968 году поехал в Прагу, я понял, что положение в Чехословакии вызывает серьезную тревогу в Москве. Разговоры, которые я вел с людьми в 1951 году, убедили меня в одном: если бы в конце сороковых годов действительно возникло «ревизионистское» движение, оно получило бы поддержку и в самой Москве. Но Епишев и многие другие именно о том и позаботились, чтобы ничего подобного не случилось,
Свободное копирование
