Шел 1933 год.
В Германии к власти пришел Гитлер. Будущее человечества подвергалось серьезной опасности.
Я думал о Достоевском как о могучем мыслителе, находящемся рядом со мной. Кто еще, как он, понимал и ненавидел зло, кто, как он, мог проникнуться людскими страданиями? Большая заслуга — победить зло, но не менее важно вывернуть наружу и показать свету темную душу зла. Вечно ли зло и насилие? Сгинет ли тьма? Эти трудные мысли, тяжкая дума о будущем одолевают моего героя.
Прекрасным натурщиком на эту позу стал пресвитер одной из нью-йоркских баптистских общин Борис Васильевич Букин — человек, жаждавший нравственного совершенства, книгочей и домашний философ.
Достоевский — явление органически русское, и, само собой разумеется, натурщиком должен быть русский человек. Борис Васильевич был как раз то, что надо. С ним поговоришь — душу отведешь, а истовый характер этого бывшего дьячка русской сельской церкви под стать создаваемому образу.
Доходы баптистского пресвитера были таковы, что своих пятерых детей он прокормить не мог, но стойкости не терял. Богатые американцы черствый хлеб не ели. Купленный утром хлеб к вечеру выносился в специальные коробки, которые стояли на лестничных площадках. Букин, вооружась мешком, ходил из подъезда в подъезд и теми черствыми кусками кормил семью.
А как Букин говорил, и сколь великий патриот собственного очага жил в нем!
— Букин, подите послушать певицу Плевицкую!
— Что вы, Сергей Тимофеевич! У меня дочь — чудесная певица.
— Кто же ее учил пению?
— Как кто? Я обучал ее петь на шестые гласы. Приходите-ка к нам: заслушаетесь до слез.