Павлов очень не хотел выглядеть в Америке смешным, неосведомленным провинциалом и расспрашивал нас о всех здешних житейских обычаях.
Например, его озадачил тот факт, что мужчины, войдя в лифт, сняли шляпы.
— Надо ли мне снимать шляпу? — спросил совета Павлов.
— Надо, если едут в гости к одному и тому же хозяину.
Иван Петрович тут же признался, что он вчера снял шляпу в лифте большого универсального магазина.
— Вот видите, к чему приводит неосведомленность.
В один из своих визитов к нам Павлов пожаловался:
— Надоела мне здешняя пища. Все — какая-то безвкусная трава.
Тогда повели его в знаменитый русский ресторан «Медведь». Подали русскому профессору меню в две сотни всяческих блюд. Он посмотрел, сощурясь, на этот поварской гроссбух и попросил официанта:
— Голубчик, мне, пожалуйста, борщ, сырники и чай. Больше я ничего не хочу.
Официантами в ресторане, по американскому обыкновению, служили студенты. Павлов для них — человек святой. Так что заказ его приняли и исполнили мигом. Иван Петрович стал постоянным посетителем этого ресторана. Спрашивал всегда борщ, сырники и чай. Я помню, как однажды, подав нам еду, официант-студент — высокий красивый парень в голубой рубахе — сказал, обращаясь к Павлову:
— Иван Петрович, нынче я последний раз вам служу. Завтра я кончаю университет.
— В добрый путь. Да и мне пора домой.
На американцев, на весь научный мир, собравшийся летом 1929 года в Нью-Йорке, Павлов произвел огромное впечатление. Естественно, мы гордились Павловым и молодой советской наукой, делавшей такие успехи. При прощании не было конца приглашениям еще раз посетить Америку. Павлов, поднимаясь по трапу, махал рукой и энергично произносил одно только слово:
— Прилечу... Прилечу...
Павлов предстал передо мной окруженным почетом академиком, патриотом молодой республики Советов, человеком большой культуры, но в моей памяти наиболее яркое впечатление оставила его русская душа, крестьянская его натура, замечательная его простота и открытость.