Книга третья
Американская мертвечина
В Париже — в музее Родена. — Дорога за океан. — Машинизированная Америка оглушает.— Реклама, реклама, реклама! — Выставка русского искусства на Лесингтон-стрите.— Мне позирует Сергей Васильевич Рахманинов.-Ошибка моей жизни.
Нас поразила чистота улиц, довольство буржуазной Риги. У Москвы, выдержавшей гражданскую войну и испытание голодом, вид был отощавший, не очень-то прибранный. Рига торговала и жирела. Рига в ту пору исполняла роль закормленного привратника в дверях капиталистического мира. Советскому Комиссариату иностранных дел для того, чтобы организовывать деловые визиты в западные страны, приходилось стучаться и в эту дверь. И сытый привратник решал: пускать или не пускать.
Мы имели визы для въезда в Ригу, а вот с визами для въезда в Америку ясности не было. Американцы долго не оформляли бумагу. Пришлось поселиться в гостинице и от нечего делать совершать пешие прогулки по рижским улицам. Узенькие улочки средневековой части Риги удивляли меня несказанно. Казалось, можно перешагнуть с крыши на крышу стоящих на противоположных сторонах улицы домов.
В Латвийском художественном музее встретил своего давнего знакомого — Вильгельма Георгиевича Пурвита. Теперь он был крупнейшим латышским художником, директором национального Художественного музея, а в начале века, когда мы оба находились в стенах Петербургской Академии художеств, начинающий пейзажист Пурвит набирался ума-разума в мастерской чудесного мастера и большого человека — Архипа Ивановича Куинджи.
Как водится, вспомнили молодые годы, перебрали в памяти общих знакомых, дошли до причин, вследствие которых я и моя жена зажились в Риге.
— Сергей Тимофеевич, позвольте я поговорю с американским консулом, — предложил Пурвит.
— Буду вам сердечно признателен, — отвечал я ему.— Ведь мои товарищи, очевидно, перегружены заботами по устройству выставки в Нью-Йорке, а я вот «проживаю» в Риге.
Пурвит заверил консула, что Коненков с супругой ничего общего не имеют с людьми, эмигрирующими за океан в поисках работы, что мы — художники, предполагающие продать кое-что из собственных произведений искусства американским гражданам.
Авторитет Пурвита был велик, и вскоре мы получили визы.
В канун нашего отъезда из Риги нас настигла страшная весть. Умер Ленин... Живо вспомнилось все, связанное в моей жизни с именем этого великого человека. Мои встречи с Владимиром Ильичем. Его доброе участие, глубокий интерес к искусству, к скульптуре, всесторонняя помощь художникам. И вот Ленина не стало. Меня неудержимо потянуло к бумаге. По памяти я сделал первый в моей жизни рисунок Ленина.
Хотелось быстрее приступить к делу, ради которого я ехал в самую богатую страну капитала. Показать там искусство новой России, которую эта страна все еще не хотела признать, но которая шагала все увереннее по пути, указанному Лениным.
За окнами поезда мелькали чистенькие леса, разлинованные поля, каменные деревни, замки, кирки аккуратной Германии. На какой-то узловой станции предстояло перейти из одного поезда в другой. Времени на эту операцию отводилось крайне мало. Мы, естественно, беспокоились. Немец-проводник, видя нашу торопливость, солидно успокаивал Маргариту Ивановну.
Свободное копирование
