***
Весной, довольно поздней в том году, я приехал в Москву. Временно обосновался в студии Рахманова в Малом Афанасьевском переулке. Помещение было не очень большое, но удобное для работы.
Прежде всего следовало завершить заказ Харитоненко. Отправился к Сергею Арсеньевичу Виноградову, добровольно ставшему посредником между мной и Харитоненко. Тот был занят сборами на рыбную ловлю, но все же весьма срочно известил заказчика о моем прибытии и готовности отправиться в Натальевку.
Доехал с шиком. Мне предоставили отдельное купе. На близлежащем от имения полустанке меня ждал барский кучер.
К вечеру прикатили в Натальевку. Лошади остановились возле утопавшего в цветущей сирени флигеля. Как только смолк стук копыт и тарахтенье колес, меня оглушили харьковские соловьи.
Хозяев не было. Встречали и устраивали Савинский и Матвеев, которые знали, что к чему. И вот уж уютно шумит самовар на столе. Все мы с интересом присматриваемся друг к другу, коллеги-художники сообщают, что «Распятие» почти закончено бригадой мраморщиков под руководством Панина.
Наутро осмотр. Кое-что в работе хорошо знакомых мне по Москве мастеров вызывает возражения. Я, стараясь не обидеть мраморщиков, делаю замечания. Выслушав их, Панин добродушно предлагает:
— Сергей Тимофеевич, чем исправлять, не лучше ли под вашим наблюдением вырубить заново?
На том и порешили. Через несколько дней был доставлен нужных размеров каменный блок, и работа началась сызнова.
В это время в Натальевку возвратился хозяин. Он на автомобиле объезжал свои огромные украинские владения. О том, как богат был этот человек, дает некоторое представление тот факт, что только в имении Натальевка насчитывалось около пятисот рабочих. Это, так сказать, обслуживающий персонал.
Хозяйство содержалось в образцовом порядке. Выращивали оленей, индюшек, уток, фазанов — главным образом к барскому столу. Держали коров, лошадей, овец. Имение окружал большой фруктовый сад.
К обеду в барском доме собиралось человек пятьдесят — сто. Павел Иванович любил, чтобы четко соблюдалась ритуальная сторона обеда. Ровно в двенадцать часов дня раздавался звонок, и гости, одетые в смокинги, строгие костюмы, шли в обеденную залу, во всю длину которой тянулся украшенный цветами стол. Но прежде, чем усесться за обеденный стол, гости отправлялись закусить и выпить. В сторонке стояли столики с водкой во льду и серебряными чашами, полными черной зернистой икры. Официанты с готовностью угощали подходящих к столикам.
Когда во главе стола усаживались хозяин и хозяйка и все гости были в сборе, начинался обед. Борщ, окрошка, галушки, вареники сменялись жареными фазанами, утками, курами. Такого изобилия я нигде никогда не видел.
Хлебосолен и приветлив был сахарозаводчик Харитоненко. В основании его «душевной широты» лежали миллионы, «заработанные» трудом жестоко угнетаемых рабочих. Два украинских сахарных магната — Терещенко и Харитоненко — снабжали сахаром всю Россию, да к тому же вели активную торговлю во многих странах мира.
Около месяца пробыл я в Натальевке. Жизнь текла как в раю. Но меня она тяготила. Впечатления от встречи с искусством Греции переполняли меня, искали выхода не только в рассказах об увиденном, но и в новых скульптурах. Я, говоря словами Пушкина, слышал в себе «умолкнувший звук божественной эллинской речи», тени ваятелей древней Эллады я «чуял смущенной душой», и от этого не терпелось мне год-другой затворнически пожить в четырех стенах мастерской. Скорей бы за дело, за настоящее дело!