***
Как только получил расчет, я поспешил в Москву и принялся за работу. В мастерской Рахманова я вырубал в мраморе и вырезал в дереве торсы. Мне позировала натурщица — студентка Наташа Кленова. Каждое ее появление в студии рождало вдохновение. Она была сама пластика: вспомните «Сон», «Женский торс», «Крылатую». Позирование требует не только склонности к такого рода деятельности, но и таланта.
Не менее одаренной натурщицей была и Анна Васильевна Анненская. С нее я делал «Раненую», «Жар-птицу». Если для Кленовой был характерен тонкий лиризм, пластическая утонченность, то Анненская — это порыв, патетика. Но, можно сказать, гением в искусстве позирования (применительно к ней слово «позирование» кажется неудачным, нелепым) была Татьяна Яковлевна Коняева — моя «Нике». Вы согласитесь со мной, если сопоставите такие разные образы, как «Лада», «Коленопреклоненная», «Нике». Все они навеяны ею.
В Москве я в полной мере ощутил, как обогащен Грецией. Понял, какой необходимой потребностью было для меня видеть Грецию. Помните, как у Репина в его знаменитой книге воспоминаний «Далекое близкое» говорится о встрече с античностью: «Однажды, под впечатлением одной из наших содержательных и интересных выставок, я случайно натолкнулся на сформованный обломок из фронтона Парфенонского храма. Обломок представлял только уцелевшую часть плеча. Меня так и обдало это плечо великим искусством великой эпохи эллинов! Это была такая высота в достижении полноты формы, изящества, чувства меры в выполнении. Я забыл все. Все мне показалось мелко и ничтожно перед этим плечом».
Я стремился придать своим работам и внешний вид древнегреческих статуй, чтобы можно было мысленно поставить их в продолжение ряда известных и малоизвестных созданий ваятелей Родоса и Афин, Микен и Крита.
То, с каким чувством вернулся я из Греции, донесли до нашего времени мои работы 1913—1914 гг. Художественный критик и эссеист Н. Радлов тогда же верно подметил существо моего открытия античности. Поскольку до сего дня о греческом цикле судят разно, приведу его слова: «Если бы надо было дать общее имя всем произведениям Коненкова, я назвал бы их «оживленная материя». Сущность искусства постиг Коненков в лесах своей Родины и в искусстве греков увидел подтверждение своим исканиям. Он смело мог идти учиться на их примерах, потому что ему уже открылись корни их творчества, и вряд ли даже самый грубый вкус увидит в скульптурах Коненкова простые подражания, вы не сумеете назвать образцов, которыми вдохновлялся он, потому что он вдохновлялся только идеей греческого ваяния».
Свободное копирование
