Через некоторое время отец вместе с нами — ребятишками вернулся в Караковичи, а вместо него в Холме поселился дядя Устин. Он любил уединение. К нему сюда сходились бродячие монахи, устраивали песнопения, читали церковные книги.
И вот мы снова в своих Караковичах! Жена дяди Устина, Татьяна Максимовна, взяла все заботы о нас, сиротах. Шила для нас рубашки. стирала белье, поила и кормила, часто плакала, жалея нас. Мы ее любили, звали мамой, и она была для нас таковой, поскольку не отличала нас от своих родных детей. которых у нее было пятеро. В минуту крайней усталости, как она признавалась впоследствии, хотелось ей отказаться от такой обузы.
— Даже слова придумывала, какие скажу Тимофею: «Вот хомут и дуга, я вам больше не слуга».
Но она не сказала этих слов, оставаясь для нас доброй матерью, скрашивая наше горе. Да и некогда было тосковать. Надо было пасти лошадей, гонять их в ночное, работать в поле: боронить, возить сено и снопы. А осенью предстояло начинать ученье.