***
Однажды мы с Гришей заметили, что наши отцы и дяди стали собираться и беседовать о чем-то непонятном нам. Выяснилось, что они советовались о покупке хутора неподалеку от нашей деревни. Там Коненковы по прозванию Зайцевы продавали свою землю, взамен которой намеревались купить землю около села Савеево.
Наша семья решила взять в рассрочку землю Зайцевых, и дядя Андрей поехал окончательно договариваться о покупке, взяв с собой и меня. Помню, как нас угощали там блинами со сметаной, а дети Зайцевых обували лапти, собираясь ехать в Савеево.
Два брата, Федосей и Прокоп Коненковы-Зайцевы, со своими семьями переселились в Савеево на новое жительство. Мои родители с детьми, по решению семьи, были водворены на новое жительство. Неприветливым показалось мне селение Холм. Вокруг леса. К дороге подступал Асташевский лес, затем березняк Сырокореньевский, затем шел громадный Воронцовский лес, в котором не раз блуждали ходившие туда за грибами и орехами крестьяне. С третьей стороны к Холму подступало поле, покрытое кочками и лозняком. С четвертой — были разбросаны небольшие домишки. Крайний дворик — Ивана Васильевича Коненкова по прозванию Алтуха. Сын его, Антон Иванович, работал на бежицком рельсопрокатном заводе недалеко от Брянска. Приезжая в деревню, он картинно рассказывал о громадном паровом молоте и раскаленных рельсах, движущихся по полу. Затем был двор Ермолаевых, у которых было три сына — сверстники нам: Василий, Александр и Савка. Василий и Александр — ровесники моего старшего брата Михаила, а Савка — мой одногодок. Мы дружили с ним.
Неподалеку от Воронцовского леса рос густой орешник. Я лазил по деревьям, собирал спелые орехи. Ходил за ягодами, которых было очень много около Сырокореньевского березняка.
Тут протекала речка Сырокоренье. Она памятна мне. Както, направляясь по делу в Ельню, дядя Андрей взял меня с собой. Как только проехали мельницу на речке Сырокоренье у села Заболоть, дядя Андрей остановил лошадь и повел меня в сторону от дороги, к крестам и березам сельского кладбища.
— Слышь, милок! Тут покоится дед твой — Терентий Иванович,— с неожиданной для него нежностью обратился ко мне дядя Андрей. Мы молча постояли возле поросшего травой холмика с крестом. Дед в весеннюю распутицу пешком шел в Ельню, простудился, слег в доме знакомого крестьянина из Заболоти, да так и не поднялся — умер здесь.
За Асташевским лесом на Московско-Варшавском шоссе гремело дурной славой селенье Городецкое, там был кабак и лавка с баранками и конфетами. По праздникам в Городецком собирались крестьяне из Сырокоренья, Новоселок, Ерзавки и Присмары. Происходили гулянья, танцы и песни, но к вечеру подвыпившие мужики начинали драку: деревня на деревню. От этого побоища народ в страхе разбегался. Придя домой, женщины охали и ахали, что удалось спастись от такого ужаса. Неприветливыми были гулянья в Городецком.
Свободное копирование
