Зимой в скотной хате иногда появлялся еще один жилец — Чубка-шорник. Он шил конскую сбрую: уздечки, шлеи. подпруги. Раныше Чубка держал трактир на колесах. Он ездил по ярмаркам с болыпим жестяным самоваром, поил народ. Но переменил профессию и занялся шорничеством. Чубка был очень музыкален. Струны у него «говорили», все чувства человеческие мог он передать своей игрой.
Мы с любопытством наблюдали, как Чубка обрезает ремни и ремнями же их сшивает. И всюду по стенам у него были развешены ремни. Мы зарились на такое богатство: вот бы нам на кнуты, погонять лошадей! Но Чубка предупреждал: коли тронем хоть один, отхлещет!
Тут же на крюке висела скрипка. Чубка всегда играл после работы. С нетерпением мы ждали, когда он отложит в сторону ремни и возьмет наконец в руки скрипку. Чаще всего он играл «Разбой», «Барыню», «Лучинушку»...
Деревенского музыканта часто приглашали на свадьбы. Чубка гордился своим искусством, не допускал и мысли, что ктолибо в округе может превзойти его в игре. Он просто негодовал, когда кто-нибудь в разговоре, бывало, обмолвится, что сапожник Романович — другой деревенский скрипач — лучше играет «Камаринскую». Услышав такое, оскорбленный Чубка вешал скрипку на гвоздь и смычок натирал салом, чтобы уж больше его даже и не просили играть!