-30-  

Александр

М.Ф.

Таганрогская

Главная Складочная Таможная

No 000

Ноября 23 дня 1882 г.

г. Таганрог.

Вторник 23 ноября 1882,

Таганрог День Сев. Алдра и Мтрфния

Брате Алтоне!

Два твоих письма, одно простое, другое денежное на 10 руб. мною получены, но прежде чем отвечать тебе на них, я опишу тебе два торжества, коих я имел честь быть свидетелем. Одно из сих торжеств -- закрытие навигации в нашем порте, а другое -- именины дяди Митрофана. По порядку времени начинаю с первого. Накануне разнесся слух по таможне, что на завтра назначен праздник. Все начали наматывать себе это на ус: секретарь отложил несколько дел в сторону, привозной и отвозной стол такожде, бухгалтерия, к коей прикомандирован и аз,-- тем более. 23-го числа получена была эстафета на визитной карточке такого рода: "Дм. Вас. Мухин и его помощник покорнейше просят пожаловать на Новую Гавань на молебствие по случаю окончания навигации. Мухин". Мы, конечно, двинулись. Нужно тебе сказать, что пирушка эта затевалась и затеялась товарищами по службе, но несмотря на это в канцелярии сию же минуту затеялись вопросы о костюмах, черных парах и т.п. Никто не хотел идти в визитке. Всех поразило то мое спокойствие, с которым я прямо объявил, что пойду на торжество в визитке.

В обыкновенное время мы собрались в Таможню, до 12 часов просидели там без дела и затем после глупопровинциального препирательства о костюмах двинулись "на пали" в самую глубь гавани по замерзлой, слегка подернутой снегом дороге. Там нас ожидали две "каравиа", пароход "Кострома" и наша таможенная брандвахта, т.е. судно, на коем чиновники таможни стерегли денно и нощно контрабанду. В обоих помещениях накрыты столы с водкой, винами и закусками. Некоторое время мы, придя на вышесказанные плавучие, затертые льдом помещения, подождали попа. Но он потом явился в виде о. Даниила Ручкина (кланяйся маменьке!), косоглазого Диавола, худосочного дьячка и протчаго, и стал петь молебен. Надо сказать, что молебен был не без трогательности. Вобрази такую картину: безбрежное море, льды без конца, яркое солнце, небольшой мороз, палуба парохода, погасившего свои пары, мундирные, зябнущие лицы, матросы, лысый, еле козлогласующий поп, дым кадила, струею поднимающийся в морозном воздухе над ледяным полем моря... Вообрази это и ты получишь нечто в роде того, что смахивает на заутреню на корабле капитана Гатраса. Так по крайней мере подсказало мне мое воображение.

Молебствие началось дребезжащим козлогласом о. Даниила, и после оного была сцена, достойная кисти лорда Гленарвона (но не Николки, который, судя по его рисункам в журналах, разучился не только рисовать, но и писать красками). Команда из 50 солдат выстроилась в ряд, и управляющий (наше высшее начальство) стал читать ей речь с словами "идея", мы вырвали "корни злоупотребления", над нами "новые проблески", старые порядки "заглушены отпрысками" новых растений etc. После этой речи, взывавшей к верной службе, раздался гул "Здравия желаем!", и все пошли пьянствовать в каюты. Пьянства я тебе описывать не стану, ибо оно при всем своем разнообразии сводится только к одному -- все пьяны. Говорились речи. Говорил и я, чем вооружил против себя всю канцелярию, ибо говорил, что намерены-де мы все служить верою и правдою, а канцеляристы поняли это в смысле поддакивания начальству. Провинция!! Не мне их учить и не мне им покоряться. Удостоился рукопожатия начальства, коему значения не придаю, и, выпив около 12 рюмок водки и стаканов шесть вина, удалился к... дяде на именины.

Там -- Николка, слушай! -- была Любовь Ал-дровна ci-devant Камбурова[1]. Она влюблена в тебя еще до сих пор. Ради Бога, приезжай и совокупись с нею, ибо она ищет и ищет того, что по латыни называется inter pedes... figura longa et obscura {Между ног... предмет длинный и ужасный (лат.).}. Молю тебя, приезжай. Чего тебе стоит взять тросточку, сесть в вагон и высадиться в квартиру твоего брата. Видит Бог, я рад тебя видеть и скучаю, о Никола, за тобой. Бог еще знает, когда встретимся. Возьми, буде можно, из редакции полсотни и приезжай ко мне. Квартира у меня большая, теплая и тихая!..

Одолжил бы, коли приехал, а бабы -- все без преувеличения твои. Любовь -- первая.

Как и следовало ожидать, дядя много и долго лобызал меня и туфли, кои я ему сшил (я сапожничаю), и угощал. Но я был сыт и мало ел, зато Аня наелась рыбы вволю. Это уже ее струнка, чем дядя остался очень доволен. Не разберу его, что он за человек... Получена телеграмма от имен Павла и Михаила Чеховых. Писем получил он и нищих кормил -- массу.

Затем перехожу, о Антоне, к всепокорнейшим просьбам. Ради всего, что есть у тебя для общего блага, исполни нижепросимое.

1. Поспеши выслать остальные пенязи, еже зажилил, ибо голодаем.

2. Туфли, буде еще не выкупил, погоди, и инструменты до письма не высылай.

3. Понудь Михаила выслать мне "Стенографию" (уже сотый раз прошу).

4. "Сомнамбулу" мою также перешли мне, буде даже она у Турлыгина.

А за что ты меня обозвал легкомысленным -- и сам не знаю, ты этого не пояснил. Но наивящшая всех просьб просьба есть таковая в двух лицах:

1. Поди, Рога бади (Бога ради), к Лангу, купи у него из моих пенязей Гартенлаубе {Стоит сия Gartenlaube около 4-х рублей.-- Прим. Ал. Чехова.}, в коей напечатан роман "Recht und Liebe" {"Право и любовь" (нем.).}, и перешли мне их скорей, буде редакция "Свет и тени" не рушится. Я переведу роман сей к 1-му янв. Роман же L'Inconnue (Инконю) {"Незнакомка" (фр.).} будет до конца прислан в редакцию к 15 декабря.

Узнай, не опоздали ли. На сей счет возьми даже извозчика из моих пенязей, но не задерживай ответом.

Буде станете писать Ивану, то отрежьте сей кусок и вложите в письмо ему. [Следует записка И.П.Чехову.]

Сделал я тебе выписку романов, о коих просил справиться у Безоброневского. Из них теперь я самостоятельно и независимо от Анны перевожу[2]: "L'idée de Jean Têterol". Очень миленький и веселенький романчик. Узнай, возьмет его редакция или же бросить написанное в печку. Написано 68 книжных страниц 80.

Ради Бога, узнай поскорее по сим пунктам и ответь мне, ибо неизвестность хуже Бог знает чего, а ничегонеделанье без пьянства (а я не пью) по вечерам -- хуже антихриста. Молю еще раз, не задержи.

Об оригинальном сочинительстве, на кое ты упираешь,-- после сообщу отдельным письмом, кое намерен изложить тебе завтра. Ответ, ради Бога, не задерживай. Для провинциала каждая минута неизвестности -- гибель, особенно при желании, а главное, при стремлении к работе.

Николке, Анне Александровне[3] его -- 100 000... поклонов.

Марье + родителям 10 000 000 поклонов.

Непременно передай тетеньке, что Пенчук кланяется Корбо. Порем его каждый день.

А.Чехов.

P.S. Передай в клиниках прилагаемое письмо Феде. Оно очень важно, ибо при помощи его истребуются деньги, кои он зажилил при пересылке мебели.