Зимой того года, когда мы уехали, на родине начались потери. 19 ноября 1992 года ушла из жизни Татьяна Аньеловна Богданович. 4 ноября 92-года ей исполнилось 90 лет. За несколько дней до этого Татьяна Аньеловна написала мне письмо, которое волей судьбы стало прощальным:
“Иреночка, дорогая, любимая моя, когда я увидела твой знакомый прелестный почерк, у меня даже сердце дрогнуло – привет от тебя, из такой дали, ведь все время сердце ноет, что нет тебя, и вряд ли я тебя еще увижу. А для меня это такая потеря, мало уже осталось друзей, а таких дорогих, таких любимых, как твоя семья – и вовсе нет. Я трудно схожусь с людьми, особенно теперь, в старом возрасте, а вы сразу все сердце захватили, и я все время о вас думаю. Лишь бы вам там было лучше, чем здесь, лишь бы вы прилично устроились. О квартире ты не горюй – найдете другую, это вопрос только времени. Иврит, я думаю, и ты, и Сонечка быстро усвоите, а пока английский вас выручает. Лишь бы Т.И. не повредил тамошний климат. Хорошо хоть кто-то есть, кто вас обласкал и приветил. Спасибо ей *. <…> Хотя ты пишешь, что не жарко, и у Т.И. со здоровьем ничего, дай Бог, чтобы она привыкла к климату. Осень и зима, я думаю, там терпимы, а до следующего лета понемногу привыкнет.
Надеюсь, что кроме Ксаниной сестры, у вас вскоре образуется кружок новых милых друзей, которые не дадут вам слишком тосковать об оставшихся. Такие милые люди, как вы, быстро притягивают к себе и, наверное, так и будет. Только бы тебе удалось найти работу, которая обеспечила бы вас в смысле жизни, питания и т.д. Только еще раз подчеркиваю: не вздумай помогать нам, оставшимся. Мы привыкли и живем вполне прилично, не беспокойся о нас. Тоска о вас и о том, что вы так далеко, конечно, никогда не пройдет, но это вопрос совсем другой. Я совершенно уверена, что вы о нас помните, и сама постоянно о вас думаю. Таких друзей у нас, вероятно, уже не будет. А те, кто еще есть, постепенно исчезают из-за возраста. В скором времени ждем к себе Тусю и Олечку **, обещают приехать на несколько дней, как в прошлом году. Если это осуществится, будет большая радость, уже, вероятно, последняя. Все уже теперь влечет за собой это печальное слово, никуда от этого не денешься.
Я чувствую себя недурно, но, к сожалению, время-то идет. Да не идет, а мчится на всех парах. Я никогда не думала, что в старости так бывает. Зато в старости все больше ценишь. Твоя дружба и любовь, которыми проникнуто все твое письмо, для меня неоценимы.
Целую всех вас – Т.И., Сонечку и тебя, моя любимая, никогда незабываемая Иреночка. Дай Бог, чтоб вам там было хорошо. Ваша любящая и никогда не забывающая
Т.Пащенко”.
Татьяна Аньеловна была бесконечно дорога мне и, может быть поэтому, несмотря на ее возраст, я верила в то, что еще увижу ее.
В декабре (даже не знаю числа!) умерла моя тетя, Аленька. Смерть стала избавлением для этой исстрадавшейся души. Сообщила мне об этом Валентина Алексеевна Сударушкина, святая женщина, которая ухаживала за моей мамой. Зимой 2003 г. скоропостижно скончалась и она. В 1993 году трагически погибла (сгорела) мама Толи Камшилина, умерла Полина Михайловна, мама Галки Антоновой. На чужбине потери ощущаются особенно остро: уходят люди, с которыми ты даже не можешь проститься.
Не помню, в связи с этим или сам по себе, но во мне вдруг зародился отчаянный страх потерять Тату в Израиле. Как и все страхи в этой стране, этот был гипертрофированным. Нередко, сидя на работе, я слышала, как по улице медленно проезжает автомобиль, и голос из мегафона оповещает всех о смерти какого-нибудь израильтянина. Усопшего там хоронят в тот же день, опуская в белом саване в песчаную могилу. Этот страх преследовал меня до самого отъезда, и я вспоминала, как волшебный сон нашу могилу на Введенском кладбище, расположенную напротив могилы доктора Гааза. Теперь там обрела свое последнее пристанище и Тата.
Свободное копирование
