Чем ближе я узнавала Израиль, тем меньше нравилось мне это государство. Летом 1993 года я писала И.Е.: “…страна представляет собой фантастический гибрид из Кафки и Орвелла. Например, на днях с меня содрали почти 10$ за то, что ко мне придет человек проверять, правда ли, что я – мать-одиночка. Я должна была оплатить его услуги. Таких смешных примеров – масса. С нас всех берут деньги за “обладание” телевизором, т.е. не за эксплуатацию его, а именно за обладание, даже если ты им не пользуешься вообще. Если ты не заплатила 100$ в год, то к тебе могут ворваться в любой час суток и его отнять. До некоторых еврейских штучек и родимый Совок не додумался. Есть здесь и стукачи, официально оплачиваемые. Много всякого разного, помноженного к тому же на неправдоподобную бездуховку, одиночество и бесперспективность. Я не говорю уже о самом страшном – бездомности и массовой безработице. Сыну Жени А. отказали в работе (уборщика) с резолюцией: “Проверен бетахоном (органы безопасности). Руси. Не еврей”. Парню 30 лет. Дискриминация по отношению к приехавшим из Союза омерзительная. Нас откровенно не любят, нам платят в два раза меньше, чем аборигенам. Я, в частности, получаю за свою работу меньше, чем аборигены за неквалифицированный труд. Т.е. все – как в Совке. И не унизительно жить – только сначала, пока не расчухаешь. А потом очень даже унизительно. К тому же ребенок тут принадлежит как бы не тебе, а государству. Это, пожалуй, самое омерзительное из всего. Ну да ладно, не хочу их не любить, а любить не могу. Поэтому лучше о них не говорить. Все равно, по полной чуждости своей они не вызывают во мне злости, каковая есть следствие близости”.
С В.Р. мы вскоре подружились. Это один из самых чистых и добрых людей, каких я когда-либо встречала. В. – москвич, из религиозной еврейской семьи. Подав на выезд в конце 60-х или начале 70-х, отец его попал вместо Израиля в тюрьму. Позже всей семье удалось выехать и обосноваться в Иерусалиме. В. жил там уже 18 лет, женился на ирландской еврейке, учился в Америке и вернулся в Израиль. Он ассимилировался: для религиозных евреев это гораздо проще, чем для христиан и атеистов. В. Р. относился ко мне с истинно братской заботливостью и, несмотря на то, что по установкам религиозных евреев считается великим грехом покидать “историческую родину”, помогал мне во всем, узнав о моем стремлении уехать. Он понимал меня и втайне тосковал по Москве.
Мы вернулись почти одиннадцать лет назад. За это время В. бывал здесь несколько раз, и всегда навещал нас. Он давно уже не приезжал, но каждый раз в Новогоднюю ночь звонит мне, и от этого звонка на душе у меня становится теплее.
В январе 1993 г. я писала И.Е.: “Мне повезло еще в одном отношении – я работаю с замечательным человеком, очень умным и образованным. Его привезли сюда из Москвы ребенком, сейчас ему около 40. Он прекрасно говорит по-русски, знает языки, в совершенстве владеет ивритом. Редактирую я с его помощью русский перевод Ветхого Завета и другие религиозные тексты. Работа трудная, потому что перевод очень часто совершенно лишен смысла и дьявольски запутан, приходится решать его как кроссворд. В. при этом мне очень помогает, объясняя смысл (изначальный) текста. От работы получаю удовольствие, т.к. узнаю много нового, и бываю довольна, когда распутываю темные места, и они становятся понятными. Но голова от этого сильно устает”.
Свободное копирование
