Довольно скоро после нашего знакомства я заметила, что Л.Я. почти никогда не задает вопросов, и в одном из писем спросила ее, почему. 12 июля 1969 г. Л.Я. ответила мне: “Теперь о “не задавании вопросов”. Отец Григ. Ал. Гуковского – большой чудак – имел обыкновение говорить: чего не знаешь – того не спрашивай, изречение, приводившее нас в восторг.
Если же говорить всерьез, то на элементарном, бытовом уровне не задаю вопросов по привычке с детства, когда меня учили, что это невежливо. На уровне более сложном – отчасти по той же инерции, отчасти по разным свойствам характера. Но не задавание вопросов – вещь двойственная, оно может означать великое равнодушие к делам и судьбам человеческим. Но это не то, и, когда люди что-нибудь мне рассказывают, я слушаю внимательно”. Мне кажется, Л.Я. утаила еще одну причину “не задавания вопросов”: ей было интереснее угадывать, чем спрашивать и получать ответ. Для Л.Я. это было что-то вроде интеллектуальной игры, решения психологического ребуса.
Я познакомилась с Л.Я в ту пору, когда она работала над книгой “О психологической прозе”. Работала она слишком много для своего возраста и, соответственно, чувствовала себя неважно: страдала гипертоническими кризами. Но прерывать работу ни за что не хотела. 15 сентября 1968 г. Л.Я. писала мне из Комарова: “Я, примерно лет до 60-ти не знала даже как лекарства выглядят, и все еще не могу привыкнуть рассматривать их как неотъемлемую часть существования. Но приходится…”.
Я прочитала книгу “О психологической прозе” еще в рукописи. Она поразила меня. По-моему, это одна из немногих книг, которые оказывают на нас воздействие всю последующую жизнь. Эта книга раздвинула границы литературоведения, обозначив для него новые возможности и перспективы. Она была эпохальным событием. Удивляло еще и то, что эта свободная по духу и форме книга появилась в душные времена стагнации. Намного опередившая свое время, эта книга тесно связана с мемуарной прозой и записками самой Л.Я., и отчасти поясняет их.
В 1969 г. Л.Я. познакомила меня с В.С.Непомнящим, который работал в “Вопросах литературы”. Он предложил мне написать рецензию на книгу Л.Черепнина “Исторические взгляды классиков русской литературы”. Книга была слабая, рецензию я писала впервые, это было мне очень трудно: я никак не могла найти тон, меня раздражала и пугала моя беспомощность, на что я и пожаловалась Л.Я. 29 июля 1969 г. она написала мне: “В первой рецензии трудно найти тон. Мою первую рецензию (1924) Чуковский забраковал (если это может Вас утешить), а в переделанном виде напечатал”. Рецензия моя вышла под названием “Неудавшаяся попытка” (1969, №11). Позднее я поняла, что, принимаясь за новую работу, всегда боишься лежащего перед тобой чистого листа, даже если уже имеешь опыт. Кажется, существует такой термин: “страх чистого листа”. Это состояние, испытанное каждым пишущим человеком, гениально отражено в стихотворении Мандельштама “Я слово позабыл, что я хотел сказать…”
Так как дело с публикацией писем Анненского не клеилось, а для того, чтобы защитить диссертацию, были необходимы две публикации, я написала статью “Анненский и Чехов”. Л.Я. одобрила ее. 23 июня 1970 г. она писала мне: “Дорогая Ирена, посылаю Вам отзыв и рукопись. Карандашом сделала некоторые пометки, Надеюсь, Вы их без труда сотрете. Первые восемь страниц более всего могут вызвать сопротивление. Пересмотрите их еще с этой точки зрения.
Вообще же это всерьез хорошая статья. Очень хорошо раскрыт весь механизм работы Анненского над Чеховской темой – как он придумывает, что должны сказать и сделать Чеховские герои. Особенно меня пленила несуществующая шарманка. Вы прошли серьезный путь от Блоковских метафор до этой статьи. Продолжайте”.
Свободное копирование
