Целых три месяца провел я в Шуре в качестве "первого любовника"; веселье шло каким-то запоем: то обеды, то балы в клубе, то вечера в частных домах, а главное -- каждый день репетиции с завтраками, источник бесконечных забавнейших сцен, сплетен, мелких интриг, анекдотов. Война нас ничуть не смущала. После баш-кадык-ларского и ахалцыхского поражения турок в Азиатской Турции все было тихо. На Дунае особых дел тоже не было. А время-то ведь было тогда какое? Единственная газета "Русский инвалид" получалась через 25--30 дней после выхода, да и ту редко читали. Политикой заниматься не приличествовало офицеру; кто любил чтение, тот удовлетворял этой потребности романами, преимущественно переводными: Сю, Феваль, Дюма и Ко.
В течение этой зимы наш полковой командир был переведен в Тифлис обер-квартирмейстером. По общезаведенному обычаю в штаб-квартире полка устроили ему проводы, на которые был приглашен генерал Волков. Я поехал тоже. Был парадный обед, затем вечер. Перед домом зажгли несколько плошек и транспарант с вензелем П. Н. Броневского с надписью "Любимому начальнику благодарные подчиненные". Этой надписью виновник торжества был весьма доволен и, узнав, что она была моим сочинением, изъявил мне свою благодарность. На другой день после завтрака начались проводы, настоящие кавказские -- с музыкой, песенниками, выстрелами, качаниями, скачкой верхом нескольких десятков офицеров и многократными остановками для тостов. На расстоянии 14 верст до Шуры в течение не менее пяти часов кутеж шел все crescendo, так что приехали уже в темноте, подгуляв крепко... Даже сам полковник не мог отделаться от настойчивых излияний преданности и благодарности, должен был выпить несколько лишних бокалов и был не в обыкновенном своем педантически-строгом настроении, постоянно повторяя: "Господа, я ничем не заслужил такого расположения; я четыре года простоял на своем посту как часовой, строго исполняющий свою обязанность". Но публика не унималась. Больше всех шумели чуть ли не те, которые не имели никакого повода заявлять свою любовь и преданность, испытывавшие на себе строгую ферулу командира... Но эта забавная черта до такой степени общая во всей России, что распространяться о ней нечего.
Новым полковым командиром был назначен из Самурского полка полковник Ракусса, о котором было известно, во-первых, что он корчит из себя спартанца: спит на земле, вместо подушки -- седло, вместо одеяла -- бурка, питается солдатской кашей; во-вторых, что на штурме возмутившегося кайтахского аула Шеляги ему раздробило левую руку и ее должны были отрезать. Из этих двух сведений трудно было составить понятие о будущем командире, но предчувствия были не розовые. Опасались, как бы не попасть из огня да в полымя.
Свободное копирование
