Приехал я в Тифлис, кажется, 23--25 ноября, когда по городу уже носились слухи о большом сражении с турками и одержанной победе. Но вместе с тем, к великому своему горю, я узнал, что в этом сражении (при Баш-Кадык-Ларе) князь Илья Орбельяни, ведя своих гренадер в атаку, был смертельно ранен и вскоре умер. Такой прекрасный, симпатичный, молодой, на пути к блестящей карьере, недавно только женившийся -- и все это одной шальной пулей уничтожено, разбито в прах! А для меня какой удар! Все мои мечты и надежды только на нем и основывались. Что же теперь делать?
Изо всех моих знакомых, у которых я мог бы найти добрый совет и содействие, в Тифлисе оставался один только В. П. Александровский. К нему я и обратился.
Выслушав мои порывания к драке с турками, В. П. нашел их ребячеством и дал мне решительный совет не забывать старого кавказского правила -- "ни на что не напрашиваться, ни от чего не отказываться". Если б еще был жив князь Илья Орбельяни, лично меня знавший и заявлявший прежде желание иметь меня у себя в полку, дело другое: можно было бы прямо ехать к нему, и перевод уж он устроил бы сам. Теперь же затеять перевод -- значит, ждать многие месяцы согласия нового полкового командира и, может быть, дождаться отказа. Между тем главная цель перевода, как ни толкуй, сводится к желанию отличий и наград. Но того же самого можно достигнуть и оставаясь в Дагестане, где Шамиль, нет сомнения, не останется спокойным зрителем, -- да еще с меньшим риском и лишениями, чем в войне с турками.
-- Приходите вечером чай пить, -- заключил Василий Павлович. -- У меня будет И. Г. Колосовский (дежурный штаб-офицер главного штаба), поговорим с ним и послушаем, что он скажет [Василий Павлович Александровский в феврале 1878 года умер в Ницце после продолжительной тяжкой болезни. В последнее время в чине тайного советника он был членом совета Министерства внутренних дел].
Вечером поспешил я воспользоваться любезным приглашением и с нетерпением ожидал, чем разрешится неожиданно образовавшийся для меня вопрос о моей будущности. Участию, которое должен был принять в деле Иван Григорьевич Колосовский, я заранее радовался, потому что он, будучи долгое время дежурным штаб-офицером в штабе князя Аргутинского в Шуре, знал меня по хорошей рекомендации своего приятеля Кузьмича и помнил меня как батальонного адъютанта в Табасаранский поход 1851 года, когда я часто являлся в отрядный штаб за приказаниями. В Тифлис же он был переведен недавно.
Вечером В. П. Александровский передал ему причину моего приезда и спрашивал, что он посоветует. Иван Григорьевич с первых же слов оказался совершенно такого мнения, как выше изложенное. Он только подробнее развил доводы в пользу возвращения в полк.
-- Успешные действия против возможных покушений Шамиля и удержание спокойствия в крае считают чуть ли не важнее побед над турками. Вот, например, блистательный поход князя Аргутинского на выручку Лезгинской линии возбудил такое удовольствие главнокомандующего, что хотя войскам не пришлось сразиться с горцами, тем не менее все будут награждены самым щедрым образом. Таких случаев будет немало, а кроме того, уже сделано распоряжение отправлять из Дагестана на зиму в Чечню для наступательных действий по два-три батальона -- вот и новые случаи для отличий. При этом вы в своем знакомом кругу, при лучшей обстановке, чем в Малой Азии. Я решительно советую вам ехать назад и вооружиться некоторым терпением. А чтобы облегчить вам обратный переезд до Шуры, похлопочу найти вам какую-нибудь командировку.
Мне осталось только отвесить низкий поклон и рассыпаться в благодарности, тем более что полковник Колосовский -- один из умных, опытных кавказских офицеров, и за его словами нельзя было не признавать авторитета.
Часу в 12, когда мы вместе вышли от Александровского, Иван Григорьевич еще раз подтвердил мне свой совет и приказал наведываться в штаб, чтобы узнать, когда окажется удобный случай для командировки.
Свободное копирование
