А мой призыв в армию, скажу по правде, мало помог фронту. Райвоенкомат направил нашу нестроевую команду в какую-то тыловую часть возле Архангельска. Там я не пробыл и месяца. Опять подвели ноги. Ни в строю ходить, ни тяжести на хозработах поднимать. Медкомиссия признала меня вовсе негодным к военной службе, но домой не вернула.
Получил направление, как тогда говорили, в Трудовую армию. Видимо, в районах и областях имелись разнарядки, которые требовалось исполнять.
В составе команды таких же «дефектных» был привезен на работу в Кузбасс. Работал вначале на заводе, где изготовлялись крепления для шахт.
Стоять у заводских станков никогда раньше не приходилось. Сломал по неопытности сверло. Мастер, суровый дед явно пенсионного возраста, наскочил с бранью: «Понаслали интеллигентов, мать вашу!.. У нас каждое сверло на счету, как винтовки на фронте. С меня шкуру сдерут!».
Рассказал ему, какой я «интеллигент». Отстранил от станка, перевел в подсобники: принеси-унеси, подмети-почисти.
А через некоторое время меня вызвали в отдел кадров и направили экспедитором по сбыту продукции в город Прокопьевск. Там прикрепили к столовой, дали койку в общежитии. В столовой кормили по тем временам сносно, однако при заводе по рабочей норме и щи давались наваристее и каша была погуще.
Наташа получила письмо о моих делах, рассказала обо всем Козлову. Он из-за возраста держался «на брони», продолжал руководить райлесхимсоюзом. Михаил Михайлович написал в Прокопьевск бумагу, убедил тамошних начальников, что в его организации я принесу больше пользы, чем у них. Как уж там решался вопрос, не знаю, но ясно, что большой ценности для отдела кадров я не представлял. Тем более, что в то время у меня заболели почки — положили в больницу.
Пока лежал, оформили мое увольнение из Трудармии, прямо в палату принесли документы: «Долечивайся и поезжай домой». Долечиваться не стал, хотя доктор уговаривал: «Нельзя тебе в такую дальнюю дорогу. Не доберешься до родины. Все равно попадешь где-нибудь в больницу».
Добрался. Недельный паек по норме для служащих удалось растянуть только до половины пути. Остальные дни дороги питался в основном водой, лишь два-три раза заморил червячка угощениями добрых попутчиков. Особую тягомоть испытывал при пересадках. На вокзалах буфеты и рестораны по коммерческим ценам, старушки у вагонов продают разные съестные соблазны, а мои карманы пусты.
В апреле 1944 года явился домой опухшим и еле переставляющим ноги. Наташа принялась лечить меня баней, козьим молоком, овсяными блинами с пареной брусникой, заварками сушеной малины и черники, другими домашними «диетами». Опухоль с тела спала, но все равно пришлось побыть в больнице. К худым ногам добавились капризные почки.
Свободное копирование
