Огорчало, что с весны 1942 года стало подводить здоровье. Когда дела заставляли спать ночью урывками, сильно, до помутнения в глазах, болела голова. Все-таки мне шел 52-й год, возраст не бойцовский. Подчиненные видели мое состояние, не раз говорили: «Товарищ капитан, идите на квартиру, отлежитесь. Мы тут без вас управимся». Летом приступы головной боли участились. Однажды в жаркий день потерял сознание при людях в своем кабинете. Попал в госпиталь, а после лечения медкомиссия признала меня негодным к службе в войсках.
Направили служить в Великий Устюг начальником 2-й части райвоенкомата. Там и трудился до выхода в отставку в 1946 году.
Работа в военкомате тоже была хлопотная, беспокойная, но кому в войну было легко? Тем более, что теперь был известен диагноз болезни, врачи постепенно здоровье мое восстановили. Главной трудностью в нашей работе было «выискивание» (другого слова не подберу) призывных ресурсов. Наряды на призыв пополнения для частей получали, а призывать временами было просто некого. Пересматривали каждую бронь, пропускали через медкомиссию раненых и больных, проверяли документы в сельсоветах, не остался ли кто по ошибке или умыслу без учета. Закрывали глаза на то, что некоторые ребята-добровольцы прибавляли год-полтора к своему возрасту неведомо как добытыми справками. Бывало, рвется в армию мальчишка-комсомолец: «Мне восемнадцать исполнилось. Свидетельство о рождении потеряно, вот справка из колхоза». (Паспортов в те годы деревенским жителям не давали.) Мы приглядывались порой и к явным калекам, нельзя ли кого отправить в числе годных к нестроевой службе по очередному наряду. Ненасытная война требовала новых и новых жертв.
Тяжело исполнялись наряды на поставку для армии лошадей, повозок, упряжи. У колхозов было взято все, что они могли отдать, а после брали и то, чего брать было уже нельзя. В некоторых деревнях в повозки запрягали коров. Коровами же пытались пахать поля. Но корова — не лошадь, тянула слабо и быстро выбивалась из сил. Тогда плачущие от отчаяния бабы сами впрягались в плуг: одна правит лемехом, три-четыре тянут веревки с лямками... Война разорила тысячи колхозов не только на оккупированной территории и в зонах боевых действий, но и в глубоком тылу. Видел я в наших местах жизнь колхозников перед войной и после войны. Будто Мамай с ордой прошел по деревням. Много стало вдов с растущими без отцов ребятишками. Появились пустые избы с заколоченными окнами. Полупустыми оказались и построенные до войны колхозные конюшни, коровники, овчарни. Невыносимо тяжко было сравнивать довоенную жизнь с жизнью военного и первого послевоенного времени!
Вот почему я и считаю самыми горькими в своей жизни годы войны с фашистами Германии, Италии, Венгрии, Румынии и Финляндии. Столько людских бед, слез, страданий среди мирного населения я не видел даже во время Гражданской войны.
Тем не менее и в тяжкие годы войны жизнь шла своим чередом. Молодые влюблялись, женились, рожали детей. Школьники на переменках галдели так же весело, как и до войны. Взрослые не перестали отмечать праздники и семейные торжества, хоть на столах уже не было довоенных разносолов и напитков. В Великом Устюге я видел много слез, но видел и улыбки, слышал смех, частушки под гармошку на улицах, патефонную музыку в домах.
Свободное копирование
