В Котласе построенные у пристани роты повели к железнодорожному вокзалу и сразу же посадили в заранее приготовленные вагоны. В полку служили командиры и бойцы родом из Котласа, но никому из них не дали на свидание с родственниками и одного часа. Говорю об этом, чтобы подчеркнуть: дисциплина у нас стала строгой, поистине военной. Если год назад при отправке на Южный фронт бичом маршевых рот были дезертиры и подстрекатели беспорядка, теперь у Советской власти рука стала твердой — трусов и шкурников не жалели! Да иначе было и нельзя. Шла война, в которой решался вопрос, быть ли в России рабоче-крестьянским Советам, не придут ли хозяйничать в стране буржуи из чужих государств? Комиссары говорили об этом бойцам каждый день. Приказа о запрете всяких отпусков с вокзала никто не осуждал, но после выявилось, что в полку все-таки нашлись три прохвоста, которые отстали от эшелона.
В Котласе тоска по дому защемила и мое сердце. Ольга с сыновьями Петей и Мишей оставалась в сорока верстах от меня.
Посадка прошла организованно и быстро. Не успели как следует разместиться в плотно наполненных теплушках — поезд тронулся и пошел на Вятку. Многим из нас эта дорога была знакома.
— Ясное дело, братцы. На Южный фронт, в теплые места. Вишь, и печки из вагонов выкинуты, — строили предположение бойцы.
— Точно! Комиссар на днях рассказывал про деникинцев. На юге все белое офицерство скопилось. И иностранных войск там больше, чем у нас на севере.
— Комиссар и про Колчака рассказывал. Может, к Перми направят, тут фронт ближе. В Вятке узнаем, чего впустую гадать?
— Нынче куда ни повернешь — везде фронт. Мимо не провезут...