В Нижней Тойме нас с радостью встретил Ваганов, который из прорвавшихся сквозь окружение групп и прибывающих отрядов пополнения заново сколачивал Важско-Мезенский полк. Действовал Ваганов очень решительно и энергично. Наш отряд в тот же день распределили по ротам. Почти для всех безоружных нашлись винтовки или наганы с запасом патронов, на каждый, взвод выдали по несколько ручных гранат. Оружие для полка доставили накануне пароходом из Котласа. Вслед за нами прибывали маршевые роты из разных мест двинского, вычегодского и вятского бассейнов. Пополнение досыта кормили сваренными в местной пивоварне жирными щами с бараниной. Не хватало в Нижней Тойме одежды и обуви. Важско-мезенцы обрадовались нашему лапотному резерву. Березовую обувь моментально растащили по ротам.
Меня назначили командиром 7-й роты в 3-й батальон. (Совпадение: на юге в 119-м полку я тоже командовал 7-й ротой.) Моей роте указали участок обороны на фланге полка, верстах в шести от реки. Рядом с нами заняла позицию 9-я рота. Имя и фамилия замечательного командира этой роты в памяти не сохранились, но его облик, действия, манеру разговора отчетливо помню и сейчас. Это был добрый и мужественный человек, боевой и находчивый командир, зырянин (коми) по национальности. Пожалуй, ни одного командира рядовые бойцы не любили и не уважали так, как его — за искренность и прямоту суждений, за честность и волевой характер, за хладнокровие и отчаянную храбрость в опасных ситуациях. Однажды враги прорвались к окопам нашей роты. Командир 9-й лично возглавил один свой взвод и бросился на белогвардейцев в рукопашную схватку. Общим натиском положение восстановили. Прорвавшуюся группу перекололи-перестреляли, несколько человек сдались в плен. К великому сожалению, осенью 1919 года, когда нас перебросили на борьбу с Юденичем, этот славный командир погиб в бою под Петроградом.
Занятые позиции полк удержал. Интервенты и их белые прислужники за лето выдохлись, сил для крупных обходных маневров больше не находили. В начале сентября наши части, оборонявшие на Северной Двине котласское направление, начали наступать. По-моему, на левобережье войска пошли в наступление раньше нас. Там враги потерпели тяжелое поражение на берегах Ваги в районе Шенкурска. Мы тоже продвигались вперед успешно. Прибывшая из разных уездов молодежь привыкла к условиям военного быта, перестала пугаться пулеметных очередей по соснам «для острастки», научилась по-охотничьи крадучись использовать местность. Глядя на обстрелянных бойцов, хорошо дралось и свежее крестьянское пополнение.
В те дни мы часто слышали рассказы о конном отряде Хаджи Мурата Дзарахохова. Пехотные части, ломая сопротивление противников, продвигались на север в основном по берегам Двины, а быстрые конники Хаджи Мурата заходили удаленными от реки лесными дорогами далеко в тылы врага, совершали смелые налеты на его штабы, внезапными ударами громили гарнизоны в селениях, поджигали склады с продовольствием. Заметную помощь оказывали армии и небольшие партизанские отряды, созданные местными жителями. С охотничьими ружьями, берданками, обрезами, они не раз отрезали вражеским группам пути отступления, нападали на их обозы, вели разведку, сообщали в наши штабы сведения об интервентах и белогвардейцах.
Из некоторых селений русские и иноземные «беляки» отступали столь поспешно, что нам доставались богатые по тем временам трофеи. Многие красноармейцы сменили износившуюся обувь на добротные английские башмаки, вместо гражданских пиджаков одели френчи непривычного для них покроя. В ротах появились иностранные винтовки и пистолеты.
В Двинском Березнике англо-американские интенданты бросили все свои склады, не успев даже поджечь их. Группа белогвардейцев ухитрилась только, уже под обстрелом, отвести от берега и затопить баржу с провизией, а потом уйти вниз по реке на пароходе. На аэродроме в Двинском Березнике интервенты изуродовали- спалили и часть своих самолетов. То ли у них не нашлось горючего, то ли машины были неисправны.
После освобождения Двинского Березника мы прошли с боями еще верст 50, но тут начавшиеся дожди вконец испортили и без того труднопроходимые в низинах и болотинах дороги. Обозы отстали. Пароходы не ходили, так как фарватер Двины был густо заминирован интервентами. Не стало продовольствия, жители малочисленных деревень долго кормить нас не могли. Похлебку варили из грибов, ловили рыбу, собирали бруснику, клюкву, рябину, а хлеба не было. Командование настрого запретило брать у населения и скот на мясо. Явно ощущался недостаток боеприпасов, патроны бойцам отсчитывали поштучно. Враги, использовав наши трудности, усилили сопротивление. Наступление приостановилось.
В это время нас сменил на позициях вновь прибывший на правый берег Двины полк. Называли его Финским. Вероятно, потому, что состоял этот полк преимущественно из карелов, финнов, эстонцев и латышей. В нем служил командиром роты мой старый товарищ Григорий Матвеевич Никулинский, тоже бывший прапорщик. Впоследствии он жил в Сольвычегодске и до выхода на пенсию работал учителем в школе. Встреча при передаче позиций от полка полку нас обоих очень обрадовала. Отошли в лесок, долго сидели, укрывшись от моросящего дождя под густой елью, вспоминали юность, службу в старой армии, рассказывали друг другу новости последнего года. Новостей, перемен было много — и в собственной жизни каждого из нас и в жизни России.
Нашему Важско-Мезенскому полку дали два дня на отдых в нескольких верстах от позиций, а потом направили в южную сторону. До Нижней Тоймы шли пешком. Там нас посадили на пароходы и баржи, потянули к Котласу. Куда и с какой целью везут полк, этого никто не знал. Слуху о том, что нас отводят на отдых в тылу, красноармейцы не верили.
— Не такие дела на фронтах, чтобы устраивать отдых.
— Поди-ка, прижали где наших сильно, на выручку идем.
Свободное копирование
