Весной наши части на Северной Двине предпринимали наступление против иноземных захватчиков, но оно кончилось неудачей. Красным отрядам пришлось отойти на свои прежние позиции к реке Топсе. А в июне противники совершили лесами глубокий обход, вышли в тылы наших позиций и захватили погост Троицу, Большой Плес и несколько других селений. Находчивость командиров и мужество красноармейцев помогли окруженным отрядам тоже лесами вырваться из вражеского кольца и отойти без больших потерь к реке Сельменьге. Почуяв превосходство в силах, белогвардейцы и интервенты в августе возобновили наступление, чтобы по берегам Двины пробиться к Котласу и к железной дороге на Вятку — Вологду — Москву. Овладение Котласом и Вяткой позволило бы им объединиться с белогвардейщиной Колчака на Восточнохи фронте.
На левом берегу Северной Двины позиции занимал наш Ижмо-Печорский полк, а на правом, прикрываясь Сельменьгой, оборонялся Важско-Мезенский полк. Названия этих полков указывали на места их формирования в бассейнах рек Ижмы, Печоры, Ваги, Мезени. Враги, опять использовав обходной маневр лесными дорогами и тропами, вышли в тыл обоим полкам. Думаю, что плохо работала там наша разведка, командование не имело надежной агентуры в придвинских селениях. Белогвардейцы же находили опытных проводников среди богатеньких, обиженных Советской властью жителей. Ижмо-печорцы пострадали меньше, а Важско-Мезенский полк понес очень большие потери. Попали в плен и были сразу расстреляны командир, комиссар, почти весь штаб полка и сотни рядовых бойцов. Однако и на правом берегу часть личного состава сумела просочиться небольшими отрядами сквозь кольцо окружения и выйти к своим южнее Сельменьги. Один из отрядов был выведен из ловушки помощником командира полка Вагановым.
В эти дни Сольвычегодский военный комиссариат и получил распоряжение о маршевой роте для Важско-Мезенского полка. Наш сформированный в спешке отряд сразу же посадили на буксирный пароход и прицепленную к нему грузовую баржу, подчинили мне старичка-капитана с командой и приказали отчаливать. Все делалось с такой быстротой, что никто из нас не успел известить об отъезде родственников, даже тех, что жили в городе и в ближних деревнях. Провожали нас в основном те люди, которые присутствовали на прощальном митинге. Они стояли на высоком берегу, махали нам платками и фуражками до тех пор, пока пароход с баржей не скрылся за речным поворотом.
Мне было предписано доставить маршевую роту в село Городок на берегу Северной Двины. Спустились вниз по Вычегде, вышли на Двину. Шли без остановок день и ночь на самой большой скорости, какую можно было выжать из машин буксирного парохода. Колеса бойко шлепали деревянными плицами по воде, туго натягивая привязанный к барже канат. Капитан всю дорогу не выходил из рубки. Я предлагал ему отдохнуть, но он только отмахивался:
— Придем на место — там отдохну. Я лучше других реку знаю, погляжу сам... А то посадим баржу на мель — с кого спросишь?
У бойцов настроение держалось бодрое — молодежь всегда молодежь. Сказывались и непривычность обстановки, и повышенная возбужденность в ожидании боев, и просто хорошая, теплая и безветренная погода. И на корме парохода и на барже ребята до вечера балагурили, пели под гармошку частушки, плясуны шлепали по палубе новыми лаптями. К вечеру поутихли, распались на группки, загрустили. Когда стемнело, все улеглись спать, подложив под головы свои котомки. Часа в три утра, поставив задачу командиру дежурного взвода, я тоже ушел в капитанскую каюту поспать.
Меня разбудил один из дежурных наблюдателей: «Товарищ командир, подходим к Городку. Только там, кажись, не все ладно. Капитан тебя зовет, чтобы посмотрел сам». Я вышел к рубке. Уже полностью рассвело. У борта собралась кучка бойцов. Они встревоженно смотрели вперед и гадали вслух, что происходит на берегу. До села оставалось версты три. От домов в нашу сторону шли небольшими колоннами какие-то люди явно в военной форме. Как я пожалел, что не выпросил у Круковского его бинокль!
—Это беляки! -— крикнул то ли самый зоркий, то ли больше других перепуганный красноармеец. — Начнут с берега по нам палить, из кустов вон как сподручно...
Посылать разведку на берег было уже поздно. Приказал капитану развернуться и идти назад. Скомандовал безоружным на барже спуститься в трюм, а вооруженным приготовиться к стрельбе с борта. Капитан сам стал к штурвалу и довольно быстро развернул пароход с баржой против течения. Люди от Городка побежали к нам бегом. Сквозь шум парохода услышал выстрелы, приказал своим ответить огнем. Через 10—15 минут и Городок и группки неизвестных военных скрылись из глаз.
До выяснения обстановки решил отойти вверх до Двине до устья Нижней Тоймы. Там высадил разведку и выставил на берегу охранение из вооруженных бойцов. Разведчики вернулись и доложили, что встретили наших. Какой-то командир сказал им, чтобы рота шла к штабу, а пароход приказал задержать для отправки в Котлас раненых. Оказалось, что Городок, куда мы шли, отряду Ваганова пришлось оставить под натиском белых и интервентов.
Бойцы охотно покинули баржу и пароход, сбегали на твердую землю с веселыми шутками. Однако тут нас подстерегал новый сюрприз. Едва успели высадиться, построиться в колонну и отойти от реки, как над нашими головами низко-низко пролетел аэроплан, а его пилот раз или два выстрелил по колонне из пистолета. Паника вспыхнула страшная! Молодые мужики с ужасом разбегались в разные стороны, падали, снова вскакивали и бежали, оглядываясь на летящую машину, которая развернулась, еще раз с трескотней пронеслась над нами и скрылась из глаз. Некоторые бойцы, приткнувшись к кустам, крестились, шептали молитвы. Ни один из тех, что имели винтовки, даже не попытался достать обойму с патронами. Несколько человек вообще бросили винтовки. Были и такие, если уж говорить всю правду, которые со страху замарали свои кальсоны.
Темной, малограмотной и вовсе неграмотной была в то время деревенская молодежь. Картины войны они представляли себе только по рассказам фронтовиков. Бойцы маршевой роты увидели самолет впервые, многие вообще не слыхали о существовании таких машин. Позже они оправдывались, что пилот «со стеклянными глазами» показался им спустившимся с небес антихристом. Была допущена промашка и со стороны командиров. Ни в запасном батальоне, ни я, приняв роту, ни слова не сказали молодым людям про самолеты. Я видал их на Южном фронте, но никак не ожидал встретить аэроплан над северными лесами. Словом, к действиям в случившейся обстановке рота была совершенно не подготовлена ни в военном отношении, ни психологически.
От Ваганова узнал, что интервенты имели в Двинском Березняке аэродром и несколько самолетов. Выли у них и танки. Один поврежденный английский танк и сейчас стоит в Архангельске как музейный памятник о Гражданской войне. Он сильно отличается от танков более позднего производства высотой гусениц и неуклюже-громоздким общим видом.
Когда самолет улетел, я больше получаса собирал и приводил в порядок разбежавшуюся колонну. Построил, дал волю резким выражениям, пристыдил всю роту за трусость. Выстрелы пилота никого не задели, но по лицам многих бойцов было видно, что в их душах поселился страх. Пришлось смягчить тон. Рассказал, как надо действовать при появлении вражеского самолета, вспомнил слышанный раньше эпизод об убитом с земли из винтовок белогвардейском летчике, послал особо испугавшихся к реке: «Отстирайте штаны и обсохните тут, подальше от штаба». Шутки и смех помогли больше, чем ругань.
Свободное копирование
