В начале 1903 года, во время выставки, в Петербург съехались все члены организовавшегося уже к тому времени общества "Мир искусства". Так много художников, как в этот раз, не собиралось еще никогда. Кроме петербуржцев была и вся Москва. Дягилев, открывший собрание, происходившее в редакции, произнес речь, в которой сказал, что, по его сведениям, среди участников были случаи недовольства действиями жюри, почему он считает своим долгом поставить вопрос о том, не своевременно ли подумать об иных формах организации выставок. Он намекал на недовольство его диктаторскими полномочиями, открыто высказывавшееся в Москве. Сначала нехотя, а потом все смелее и решительнее, один за другим стали брать слово. Все высказывания явно клонились к тому, что, конечно, лучше было бы иметь несколько более расширенное жюри и, конечно, без диктаторских "замашек".
Я молчал, начиная понимать, что идет открытый бой между Москвой и Петербургом, что неспроста явилось столько москвичей. Но самое неожиданное было то, что часть петербуржцев, имевших основание считать себя обиженными, вроде Билибина, Браза и некоторых других, стала на сторону Москвы. Еще неожиданнее было выступление Бенуа, высказавшегося также за организацию нового общества. Дягилев с Философовым переглянулись. Первый Ь1д чрезвычайно взволнован, второй сидел спокойно, саркастически улыбаясь, а том и порешили. Все встали. Философов громко произнес:
- Ну и слава богу, конец, значит.
Все разошлись, и нас осталось несколько человек. Молчали. О чем было говорить? Каждый знал, что "Миру искусства" пришел конец. Было горько и больно.
Решающую роль в падении "Мира искусства" как выставочной организации сыграло недовольство не только москвичей, но и петербуржцев тем явным перевесом в журнале интересов литературно-философских над чисто художественными, над искусством изобразительным, который обозначался уже давно и который означал в глазах художников захват власти Философова над Дягилевым. Линия Мережковского и Гиппиус, линия Льва Шестова, Розанова, Бальмонта, Брюсова и Андрея Белого понималась как линия Философова, как засилье литераторов и философов над художниками. Недовольство росло и ширилось. Когда к атому присоединились личные обиды и оскорбленные самолюбия, то катастрофа стала неизбежной.
На следующий день уже начались организационные заседания для выработки устава нового общества. Но вырабатывать было нечего: предусмотрительные и практичные москвичи привезли с собой детально разработанный и, видно, длительно обдумывавшийся проект, зачитанный главным действующим лицом "бунта" - Сергеем Васильевичем Ивановым. Устав был принят, новое общество получило наименование "Союз русских художников", москвичи объявили, что в Москве все уже подготовлено к его утверждению в соответствующих инстанциях. Устав был, действительно, вскоре утвержден, первая выставка "Союза" открылась уже на Рождество 1903 года в Строгановском училище в Москве.
Две катастрофы, следовавшие одна за другой, - гибель "Современного искусства" и ликвидация " Мира искусства" - отравили мне вкус к Петербургу, и мне неудержимо захотелось его покинуть. В апреле я уже был в Юрьеве, где вначале просто отдыхал, с неделю, по крайней мере, не притронувшись к кисти.
Вскоре приехал П.И.Новгородцев, бывший тогда женихом моей кузины Лидии Антоновны Будилович, и я воспользовался случаем, чтобы написать его портрет, впрочем, за его скорым отъездом не вполне законченный.
Тогда же я приступил к исполнению заказа Общины св. Евгении - шести открыток Северной Двины. Вначале работа не спорилась - я никак не мог найти необходимого для открытки языка, который в одно и то же время был бы достаточно декоративен и не искажал бы моего собственного лица. Только медленно, путем долгих и упорных исканий, период первоначальных неудач сменился уверенностью: тут впервые я сознательно попробовал применить завещанный мне П.И.Чайковским его метод "высиживания" - "рассудку вопреки, наперекор стихиям". Сидел, сидел и в конце концов высидел. Первая открытка - бугор с деревенькой и церковкой - малоутешительна, вторая - "Ветряные мельницы" - тоже слаба, но уже лучше, третья - "Пермогорье" - с панорамой Двины - еще лучше, четвертая - "Красноборск" - много лучше, пятая - "Погост" в с. Ракулы - довольно неплоха, а шестая - "Церковь в Панилове" - совсем меня удовлетворила. Моя серия имела успех и была признана одной из лучших, на что я во время работы над нею никак не смел рассчитывать.
Свободное копирование
