Со времени выхода первого номера "Мира искусства" и устройства первой выставки этого журнала прошло тридцать пять лет, ровно столько, сколько прошло от эпохи "освобождения крестьян", "бунта 13-ти" и юношеских лет Репина до наших юношеских дней, до возникновения "Мира искусства". Тогда 60-е годы казались нам далекой исторической гранью, за которой уже маячили тени Александра Иванова, Карла Брюллова, Гоголя и самого Пушкина. Сейчас такой же стариной кажутся наши былые "труды и дни" поколению художников и искусствоведов, пришедшему нам на смену. И как нам в свое время было многое неясно и непонятно в делах шестидесятников, искусство которых было нам чуждо, так и современному поколению неясно, непонятно и чуждо многое из того, чем жили, что любили и что создавали мы. Художник более чуток и гибок, чем искусствовед, его глаза не столь безнадежно закрыты шорами, его мозг не столь предательски загружен историей, теорией и всякими предвзятостями, как у искусствоведа-профессионала, почему он лучше разбирается во всем, что касается качества и относительной значимости искусства недавнего прошлого. Если он жестоко несправедлив к только что отжившему этапу, к вехе, преодоленной путем борьбы, в которой он сам принимал участие, то искусство, имеющее тридцатилетнюю давность, находит в нем объективного и правдивого ценителя, ошибающегося меньше и реже, чем ценители-профессионалы.
Не только не написана еще история "Мира искусства", но даже не раскрыты причины его возникновения, его характер, роль, значение. Больше того - все, что писалось и пишется об эпохе "Мира искусства", не столько разъясняет, сколько затемняет и запутывает все эти вопросы.
Прежде всего, в корне неверен общепринятый взгляд на "Мир искусства" как на некий идеологический и эстетически единый фронт новаторски настроенной молодежи, противополагавшей рационализму передвижничества заимствованный с Запада символизм.
Никакого единого фронта, общей политической, социальной и даже общей художественной платформы в "Мире искусства" не было ни к моменту его основания, ни тем более в дни его заката. Как видно из приведенного выше письма ко мне Дягилева, относящегося к зиме 1895/96 года, он смотрел на свои и мои выступления в печати, как на попытку "хоть немножко открыть глаза публике и... художникам" на подлинное искусство. Что же было для нас подлинным искусством? Очень скромное, не шумливое, мало бросающееся в глаза искусство, изображавшее только жизнь, но передававшее ее лучше, правдивее, тоньше и культурнее, чем передавали ту же жизнь на русских выставках 9°"х годов. На организованных Дягилевым еще до появления журнала выставках не было ни одной картины непонятной, ни одного сюжета, который давал бы право говорить критике и публике о действительном "декадентстве" или хотя бы о "символизме". Но так как все выставленное Дягилевым было совсем иначе и, прежде всего, гораздо лучше написано, чем писалась убогая продукция "мюссаровских понедельников", "Петербургских художников", "акварелистов", то под небескорыстное науськивание художников этих группировок дягилевские выставки были встречены всеобщей бранью. Исключением являлись только заметки Нордена в "St-Petersburger Zeitung" и мои в "Ниве".
Уже самый подбор западноевропейских художников на этих выставках показывает, что никакой ставки на какое-нибудь определенное направление в искусстве здесь не было: немцы Бартельс, Дилль, французы Пювис, Бенар, Котте, Симон, шотландец Патерсон, норвежец Таулов, бельгиец Фредерик, финны Эдельфельт, Ярнефельт, Галлен. Никаких художников-символистов не было и среди русских участников выставок "Мира искусства", как не было их вначале и среди литературных сотрудников журнала. Последние появились только впоследствии, что вызвало протест всех участников и, как известно, привело к крушению и журнала, и выставок "Мира искусства".
Второе, столь же неверное утверждение рисует "мирискусников" людьми, Жестоко отравленными ядом "историзма" и "ретроспективизма" и растворившимися в графике. Если бы отрава была столь жестока, то новейшие французы не могли бы найти так много места на страницах журнала. И в чем историзм Врубеля, Серова? Графическая потенция "Мира искусства", вознесшая русскую графику на небывалую высоту и по праву признаваемая родоначальницей всей советской графики, есть только один из отрезков - правда, заметных многогранной деятельности журнала и сгруппировавшихся вокруг него художников.
Свободное копирование
