Не по программе - 3

 Тематика лекций обычно строится на материале очередных съездов партии и всяких политических кампаний: количество их в последние годы при Брежневе возросло. Стали особенно широко отмечать такие даты, как 50-летие советской власти, 50-летие образования СССР, столетие со дня рождения Ленина; широко проводилось так называемое всенародное обсуждение новой брежневской конституции, которое длилось целый год.

 Сразу же по окончании кампании темы и программы соответствующих лекций, заранее изданные миллионными тиражами, направляются в нижестоящие организации. Разрабатываются они идеологическим отделом ЦК, в распоряжении которого находятся коллективы учёных Института марксизма-ленинизма, Института международного коммунистического и рабочего движения и других.

 Далеко не всякий член партии может стать пропагандистом, хотя принцип отбора здесь тот же, что и при назначении на любую другую партийную работу: строго индивидуальный подход. Учитывается возраст (по специальному постановлению ЦК, он не должен превышать 35 лет. Идёт постоянный процесс «омоложения» кадров), требуется также высшее образование, а позже – даже кандидатская степень, а также производственная и общественная активность.

 Партийное руководство делало ставку на молодёжь, т.е. четвёртое поколение партийцев, которым мы, «старые» пропагандисты, дали прозвище «мальчики с белыми глазами». Это поколение в корне отличается от предыдущих своим холодным цинизмом и полным отсутствием веры в коммунистические идеалы. Партийная работа интересует их исключительно с точки зрения карьеры и материального благополучия. Не обременённые никакими нравственными устоями, они являются наиболее надёжной опорой стареющего руководства.

 В своих поездках с лекциями я исколесила почти всю страну — от Кольского полуострова и границ Норвегии до берегов Чёрного моря и от Прибалтики до Хабаровского края. К тому времени я была уже опытным лектором, умела «чувствовать» аудиторию и овладевать ею; знала, когда можно перейти на юмор, подпустить шутку, когда подать материал доверительно, как бы по секрету, а когда проявить «партийный накал и страстную убеждённость». Одним словом, я научилась зарабатывать свой хлеб, и мои лекции, судя по отзывам, были «политически правильны и убедительны».

 В аудиториях передо мной прошло множество советских людей всех возрастов и профессий, и все они, как мне тогда казалось, были одного со мной мнения по кардинальным вопросам политики партии и правительства, все были убеждены, что советский строй — самый передовой и демократический в мире. За свою многолетнюю практику общения с народом я ни разу не встретила ни одного диссидента или автора самиздата, ни разу не имела случая познакомиться с их платформой или прочесть какую-либо из «крамольных» рукописей, хотя и слышала о них. Надо признаться, что я тогда ещё и не дозрела до активных поисков, а случай вряд ли мог представиться — нас тщательно оберегали от этого. Мы должны были критиковать диссидентов, осуждать их и клеймить как изменников Родины, ничего не зная об их взглядах и убеждениях. Это само по себе наводило на размышления. Человек — не компьютер, его нельзя запрограммировать. А раз в душе завёлся червячок сомнения, он уж доведёт свою разрушительную работу до конца...

 И вышло так, что самая моя деятельность, которой я себя посвятила и которой занималась с таким увлечением, ради которой провела лучшие годы жизни за партой и в аудиториях и которая, казалось, должна была закалить во мне стойкого непробиваемого ортодокса-коммуниста, сделала как раз обратное — привела меня к убеждению в коренной порочности всей системы. Так обернулся для меня основной закон диалектики...

 Теперь я стала замечать, что не только рядовые пропагандисты не знают и не должны знать многого, но и мы, лекторский состав на более высоком уровне (на уровне горкомов и обкомов партии и даже ещё более высокие партийные деятели) тоже находимся в полном неведении практической стороны советской жизни — той области, которой обязаны повседневно руководить. Что же говорить обо всей остальной массе рядовых советских граждан! Нашей обязанностью было популярно излагать им лишь теорию научного коммунизма, а практика его осуществления была монополией государственной власти, Политбюро. Разъяснять нашим слушателям некоторые действия властей, вроде вторжения наших войск в Чехословакию, мы не могли (мы не могли и просто ответить на связанные с этим событием вопросы...)

 Постепенно я стала себе казаться чем-то вроде клоуна в двухцветной одежде. Выступая перед аудиторией, я была вынуждена обманывать своих слушателей не менее ловко, чем обманывали меня официальные газетные сообщения и специальный материал, которым я пользовалась... Всем нам приходилось существовать в двух планах: нравственные и духовные основы, составляющие нашу человеческую суть, так искусно переплетены с набившей оскомину показухой, что советские люди уже отвыкли думать о нравственной стороне своих поступков; моральные критерии утрачены.

 Примеров можно привести много. Кому из иностранных журналистов, стоящих на гостевых трибунах Красной площади в дни праздников 1 Мая или во время Октябрьских торжеств могло бы прийти в голову, что он присутствует на хорошо оплачиваемом спектакле? А между тем известно, что вот уже несколько лет в Москве, Ленинграде и других крупных городах принята практика оплаты участников праздничных демонстраций. Если демонстрант несёт ветку зелени или букет цветов, он получает 3 рубля; если знамя, портрет члена Политбюро или одного из вождей мирового пролетариата — 5 рублей; если двое несут транспарант во всю ширину колонны — каждый получает по 5 рублей и т. п. Расчёт производится наличными сразу же по окончании демонстрации. Плюс к этому — каждый председатель заводского или местного комитета вместо красного знамени несёт баул со спиртным: коньяк для начальников и водку для передовиков производства — всё это за счёт профсоюзных средств...

 Однажды в Париже в газете «Русская Мысль» появилась заметка актрисы Енютиной, которая иллюстрирует, так сказать, звуковую сторону этой картины: оказывается, по заранее составленному сценарию делается предварительно составленная запись всех выступлений, речей, здравниц и ликующих криков толпы — всего того, что будет потом во время демонстрации передаваться из радиостудии в ГУМе, якобы непосредственно с Красной площади.

 Прочно вошла в советскую общественную жизнь и практика предварительных репетиций и заранее составленных сценариев для партийных, комсомольских и профсоюзных собраний и даже для научных заседаний и конференций. Причём в некоторых партийных организациях, например, в моей, выступления планировались заранее, по алфавиту. Вот как это происходило. Приближается партийное собрание, на которое приходится твоя буква. Иди в политбюро, продекламируй там свою речь, её подредактируют, урежут во времени – и в назначенный день спокойно выходи на трибуну! А уже задолго до этого дня секретарь парторганизации составил протокол собрания и «подработал» резолюцию... Так что никаких неожиданностей и сюрпризов быть не может — всё по плану, всё заранее решено.