Не по программе - 1

 Не по программе

 (Статья написана в начале 80-х годов )

 Историю о том, как я решила оставить Советский Союз и выехать на Запад, может быть, не стоило бы рассказывать, если бы она не отражала устройство и работу громадной всепроникающей машины идеологической пропаганды — одного из столпов, на которых держится советская власть. Как непосредственный, активный и, добавлю, искренне убежденный работник в этой области, я достаточно изучила дело, которому посвятила большую часть своей жизни, и у меня есть, что рассказать об этом. Естественно, этот рассказ тесно связан с моей личной судьбой, и отделить их невозможно.

 Ведя пропагандистскую работу в течение многих лет, я имела возможность наблюдать четыре поколения партийцев. Я встречала стариков — уже немногочисленных, глубоко убеждённых в правильности содеянного в октябре семнадцатого года. Это были представители первого поколения; на закате своей партийной карьеры и жизни они оставались верными ленинцами-сталинцами, так и не сумевшими приспособиться к новой хрущёвско-брежневской линии. С почётом выдворенные из партаппарата и переведённые в так называемый партийный актив они становились пропагандистами-общественниками; однако возможность читать лекции им предоставляли всё реже и реже. Второе поколение — это те, кто когда-то с песнями и маршами Дунаевского ехали на далёкие стройки — Магнитку, Комсомольск-на-Амуре, Норильск... Многих из них впоследствии постигли жестокие разочарования — одни стали узниками ГУЛАГа, другие сделали переоценку ценностей в результате итогов Второй мировой войны и послевоенных событий в Берлине, Будапеште, Праге и, наконец, хрущёвских разоблачений. Среди многих коллег было много представителей этого поколения, но тех, кого я знала лично, эти испытания не коснулись; для них не вставал вопрос, продолжать ли работать на бесчеловечную систему или бороться с ней. И не потому, что эти люди были особенно стойкими, а потому, что они ничего не поняли, вернее, не хотели понимать…

 И вот пришло третье поколение партийцев, к которому принадлежу и я. Марксистско-ленинское мировоззрение закалялось в нас с детских лет холодом и голодом блокадного Ленинграда, бомбёжками и пожарами, ночёвками у партизанских костров, известиями о доблестных победах Красной армии на западном фронте...

 Потом война кончилась, и «жить стало лучше, жить стало веселее...» Мы были счастливыми жителями социалистического отечества, будущими строителями коммунистического общества, из нас надлежало создать прочную основу этого общества. Создали на хорошо подготовленной почве, самостоятельно думать и давать оценки было не нужно — всё уже заранее было известно: Бога нет, греха нет, религия вообще была для нас синонимом темноты и невежества; хорошо и нравственно только то, что идёт на пользу строительства коммунизма и т. п. Все мы, в том числе и те, родители которых отбывали сроки, обожали родного Сталина и благодарили его за «счастливое детство».

 Помню, как я подростком в мартовские дни пятьдесят третьего сказала на траурном митинге в школе: «Лучше бы я умерла, чем товарищ Сталин!» Могла ли я тогда представить себе, что через четверть века, прочтя эпитафию любимому вождю «Сталин умер. Осиновый кол в его могилу!», всей душой соглашусь с ней!

 Были, конечно, некоторые обстоятельства нашего детства, которые вызывали у меня вопросы и сомнения. Я уже знала, что мой отец погиб не в сражении, а при попытке бегства из плена. Его убили немцы, но почему же тогда я не получила обычного пособия от государства? Какая разница? Или то, что моя мать побывала в оккупации — разве она в этом виновата? Почему же тогда у неё отобрали после войны трудовую книжку и уволили с работы? В результате наша семья долго голодала. Правда, голодали не мы одни...