В ТРУДЕ И ЗАБОТАХ
Шла тяжелейшая, кровопролитная война. Конечно мы не слышали здесь разрывов снарядов и воя бомб, но дыхание войны ощущалось всё равно. Лозунг "всё для фронта, всё для победы" был единым для всей страны. Всё действительно отдавалось для фронта, а во имя далёкой ещё победы люди терпели неимоверные лишения. Все колхозы Чаинского района, включая и наш, со странным названием "Культура", выращивали зерновые и разводили скот.
Земля многое может дать крестьянину, да только должен он быть на ней свободным. Но в те времена всё диктовала партия, советников и командиров было пруд пруди от Москвы и до самых до окраин. Любой райкомовский функционер мог дать указание, когда пахать, а когда сеять, что сажать и как убирать. Самих крестьян никто не спрашивал и не слушал.
Труд деревенский не зря зовут "страдой", от слова "страдать", а тут ещё издевательства и произвол. Ведь эти колхозы и превратились в организацию принудительного труда, подобного рабству. И не то что возмутиться, пикнуть было нельзя, карали жестоко и массово. Поэтому молча пахал народ от зари до зари.
Народная мудрость гласит: "весенний день год кормит". После схода снега начинались весенние полевые работы. Мужчины и ребята, что постарше, пахали на лошадях землю, младшие боронили. Трактора вели вспашку трёхлемешным плугом, с одновременным боронованием. Зерно сеяли конными сеялками, а в местах неудобных, старики разбрасывали зерно рукой из лукошка. Ну, а после посевной страды всё зависело уже от всевышнего и никак от инструктора райкома.
Мало что мог поделать и агроном. "Был бы дождик, был бы гром - на хрен нужен агроном", - говорили мужики. Вот поэтому-то колхозный агроном Николай Ваттер думал не об урожайности полей, а о личном пропитании. Его крупному телу калорий, содержащихся в чашке постного супа и кружке киселя, явно не хватало, и он вынужден был разработать и внедрить свою систему жизнеобеспечения. Большая деревянная ложка была постоянно в готовности. Пообедав в первую смену в одной бригаде, спешно перемещался в другую, успевая поесть со второй сменой.
После сева, наступала пора заготовки кормов для скота. Начинали с закладки силоса. Кормовых трав не было, косили бабы, всё что можно. Траву свозили и забрасывали в яму глубиной метра в два с половиной. Мальчишка верхом на лошади крутился в этой яме, уплотняя травяную массу. Заполненную яму, закрывали слоем земли, и "процесс пошёл". Зимой вскрывали яму и везли специфически пахнущий силос на ферму для кормления коров. Сенокос - весёлая пора, работы всем хватает, даже детям.
Жизнь рано начинала нас учить, потому выросли с уважением к куску хлеба, привычными к физическому труду.
Нашим делом было собрать сухую траву в валки. Девочки работали вручную, а мальчишки управляли конными граблями. Копны свозили тоже на лошадях, а стог ставил плотник Николай Ведяпин, лучше не было мастера на селе. Он работал наверху, а снизу ему подавала сено огромными деревянными вилами мощная от природы женщина - Марфа Понтусенко бросая разом чуть не целую копну.
Порядок тогда был такой: сразу после окончания учебного года, все школьники должны были отправляться в бригаду, где трудились родители. Я ещё не был школьником, но на работу тоже пошёл. Из-за малого роста, направили меня на прополку.
Мне трудно оценить свой вклад в дело выращивания "стопудового урожая", сорняки я дёргал или злаковые, кто знает. А задача была такая: шеренгой идти по полю и дёргать траву. Никакой химии. О рабочих перчатках и понятия не было, всё голыми руками. Сибирский гнус тем временем не дремал. Для спасения от него по обеим сторонам полосы жгли костры, в которые мы швыряли свежую траву. При этом поднимался густой белый дым, в него мы бросались при возможности и терпели, сколько могли. Из нашей бригады, к сожалению, я помню только Лизу Лепишеву и среднюю дочь агронома Ваттера по имени Майре. Но саму прополку запомнил очень хорошо, кажется, руки до сих пор чешутся от укусов.
Свободное копирование
