183 письма с Севера - 73

Глава 41

 Когда я приехал в Ермак, Люба находилась уже там.

 На время отпуска мы забазировались в Ермаке у моей мамы. В доме летом спать стало жарко, но я нашёл выход. У матушки в огороде росло несколько яблонь, груш и слив. Среди этих деревьев прямо в огороде под открытым небом я установил двуспальную кровать, над ней натянул большой марлевый полог, который привёз из Надыма, и сверху от дождя приспособил большой кусок клеёнки. Когда деревья по летнему зазеленели, наша с Любой «лежанка» оказалась хорошо замаскированной. Спать на улице — одно удовольствие: свежо, прохладно. По огороду разносился томный запах маттиолы, наших любимых с детства цветочков. Хорошо слышалось ночное стрекотанье цикад, за марлей нагло пели свои примитивные песни комары, но мы их не боялись, а если брызгал дождичек, мы тоже находились в относительной безопасности. Нередко и днём после сытного обеда я один заползал под полог, читал там газеты, а потом, склонённый Морфеем, пытался придавить «минут шестьсот на каждый глаз».

 Как-то в начале июня после ужина и просмотра телевизора мы с Любой, как обычно, залегли в своей «спальне» и уже задремали, когда вдруг услышали далёкое небесное погромыхивание. Вскоре заметили и блики молний. Ветерок подул с севера (в ненастную погоду он всегда дул оттуда, и приносил запашок соседского свинарника, а нос у меня — как у хорошей собаки: никогда не путал дух свинюшника с маттиолой), сердито зашумели деревья. Сон пропал, мы лежали, укрывшись тёплым одеялом, и с некоторой тревогой прислушивались к шуму листьев. Почувствовали, что ветер стал усиливаться. Ветки деревьев заходили ходуном, вместе с ними стало мотать и наш полог.

 Неожиданно налетевший порыв ветра оказался настолько сильным, что нас едва не смахнуло с кровати. Клеёнка оборвалась и с остервенением стала шлёпать по краю полога. Вдруг по глазам резанула ослепительно яркая вспышка, а за ней сразу раздался оглушительный раскат грома такой силы, что мне показалось, будто кровать до половины ножек вошла в землю. Пошёл спорый дождь.

 Мы с Любой быстро выбрались из-под полога, схватили постель с вещами и, как побитые собаки, скукожившись, по ливню зашлёпали к дому. Громко постучались. В дверях показалась заспанная мама. То ли в шутку, то ли всерьёз проворчала: «Места себе не можете найти». Вскоре мы улеглись и под небесные громыхания уснули.

 Утро на удивление выдалось тихим, солнечным, птички чирикали — как будто накануне ничего и не произошло, только лужи виднелись кое-где. Вот уж воистину казахстанская погода.

 *****

 В эти дни я вплотную приступил к обмену нашего беловского коттеджа на квартиру в Ермаке. Для начала мы с Любой съездили в Беловку и занялись косметическим ремонтом обветшавшего до неприличия жилища. Я сходил на стройку и достал цемента — в Ермаке проблем с этим материалом не было. Мы произвели штукатурные работы, потом я с горем пополам выдернул огромные гвозди из оконных рам. Ещё в течение нескольких дней мы белили стены с потолками и красили окна и двери. Когда дом приобрёл «товарный» вид, я приготовил с десяток объявлений и заставил Игоря расклеить их в городе на специальных стендах.

 Дня через три появился клиент, который приехал на старом «Москвиче». Мы познакомились. Он назвался Виктором Кузнецовым. Его семья жила в двухкомнатной квартире пятиэтажного дома, работал он на каком-то предприятии слесарем, но оба с женой приехали в город из села, и их очень тянуло к земле. Мечтали завести хозяйство. Сейчас у них росло двое детей, мальчиков, и они хотели научить их работать «по хозяйству».

 На следующий день, не откладывая дело в долгий ящик, мы поехали с Виктором сначала в Беловку, чтобы показать ему наше жилище, а потом в Ермак, поглядеть его квартиру. Судя по тому, с каким пристрастием Кузнецов осматривал наш дом и прилегающий земельный участок, я понял, что обмен у нас состоится. Его же квартира располагалась на пятом этаже. «Хрущёвская» маломерка. Но выбора у нас не было — другого варианта нам никто не предлагал. Мы согласились на обмен.

 Должен сказать, что наша беловская квартира принадлежала училищу и считалась как бы ведомственным жильём. Если кратко сказать, это пока работаешь в училище — живёшь, а уволился — освобождай. Квартира все эти годы числилась за мной, как за северянином, имелась такая льгота. Когда я пришёл к директору училища Гильдерману и сказал, что хочу поменять эту квартиру на Ермак, он страшно разгневался:

 — У меня проблемы и с преподавателями, и с мастерами, и всё это из-за того, что не могу обеспечить их приличным жильём. А ты мало того, что вот уже несколько лет, как уехал, так ещё и квартиру решил прибрать.

 Долго мы с ним перепирались, дело заходило в тупик — не хотел давать мне директор разрешение на обмен. Я применил последний, самый тяжёлый аргумент:

 — Фёдор Фёдорович, мне очень не хочется, чтобы мы расстались врагами. Честно скажу, что не знаю, когда вернусь с Севера, но рано или поздно это произойдёт. Эта квартира у меня, согласно закону о гарантиях работникам Севера, забронирована, и на этот срок никто не имеет права у меня её забрать. Это, во-первых. Во-вторых, через месяц исполняется десять лет, как я её получил. И я буду иметь все права на неё, уже как не на ведомственную квартиру. До суда дело доводить мне очень не хочется.

 — Поднаторел на законах. Все сейчас грамотные, — зло сказал Гильдерман.

 С трудом, но разрешение на обмен он мне подписал. Вскоре, собрав другие необходимые документы, мы с Кузнецовым пришли в нотариальную контору и там узаконили нашу сделку. Квартира № 58 в четвёртом подъезде дома № 48 по проспекту Свердлова стала нашей. В подвале под домом Виктор в своё время сделал кладовку с железной дверью, где держал картошку и разные соленья, а также старые домашние вещи. Несколько лет я там оставлял на хранение даже свой мотороллер. Единственное, о чём попросил меня Виктор после обмена, это некоторое время пожить в квартире, пока он будет делать ремонт в Беловке. Я дал согласие.

 По странному совпадению в этом же доме в квартире № 3 жила отцова сестра Мария с сыном Николаем, который после того, как его однажды ударила машина, так и остался недееспособным инвалидом. Здесь же жила и её дочь Лена с маленькой Василиной.