Поскольку летом в отпуске мне побывать не удалось, я решил съездить в Ермак зимой, в январе, навестить маму, немного развеяться, да к тому же забронировать там нашу квартиру в Беловке на следующие три года. Когда моё заявление (на недельный отпуск с 18 по 25 января) оказалось подписанным, я стал готовиться к отъезду. Купил билет на субботу, 16-го, приготовил гостинцы. И тут случилось непредвиденное.
14 января я пришёл с работы, поужинал, и вскоре почувствовал ноющую боль в животе. От еды? Но в еде я отличался всегда разборчивостью, и чтобы, как говорится, просто так «набакланиться» — это не в моём характере. К тому же Люба пищу всегда готовила добросовестно, у неё на это природный дар кулинара — кухню любила, так что к продуктам и еде вопросов у меня не имелось. Но живот болел. Я не мог понять, от чего. Перед сном выпил таблетку анальгина, стало полегче, уснул. С утра вышел на работу, боль в животе не проходила. Тут ещё помимо сильной боли в животе, началась диарея. Через каждые полчаса я бегал в ближайшие кустики и вносил под них не предусмотренные агрономической наукой «удобрения». Приятели по звену мне сочувствовали, и в то же время видя моё зелёное озабоченное лицо, пытались меня развеселить — рассказывали анекдоты и шутили, но мне легче не становилось. Наконец, кто-то подсказал, что надо съездить в городскую поликлинику — мало ли чего...
После обеда я поехал туда. Больничный комплекс ещё достраивался, а современная двухэтажная поликлиника, только-только сданная в эксплуатацию, уже работала. Кабинетов с терапевтами штук пять, нашёл тот, который обслуживал посёлок, где я проживал. Верхнюю одежду снял в гардеробе (в ней приехал прямо с работы) и, войдя к врачу, объяснил причину визита, мол, нестерпимо болит живот. Терапевт положил меня на кушетку и когда начал пальцами надавливать мой живот, я почувствовал, что больнее всего только справа внизу. Повёл он меня к хирургу на второй этаж, тот более уверенными движениями также стал пальпировать мне территорию вокруг пупка — больно там же, внизу живота. Отправили меня срочно сдать анализ крови, и сразу выписали направление в хирургическое отделение на операцию — признали аппендицит, который оказался острым.
Я как был в рабочей шубейке, так после сдачи крови и отправился в двухэтажное, стоящее с южной стороны больницы, здание хирургии. Здесь какая-то бабулька-вуайеристка приняла у меня одежду, и когда я остался в одном стареньком трико, завела меня в подсобную комнатку и напрямую сказала, что будет брить мне лобок — так положено перед операцией. Я не был эксгибиционистом, поэтому вежливо попросил у старушки бритвенный прибор, как оказалось, с тупым лезвием, и в туалете без мыльной пены, почти на сухую сам себя «привёл в порядок». В каком-то не совсем чистом душе сполоснулся и отправился на второй этаж, в операционное отделение.
Операцию назначили мне на семь часов вечера. Я позвонил в контору, где работала жена, и попросил, чтобы ей передали, что меня положили в больницу, в хирургию. Через полчаса суженая была уже здесь, перепуганная, не понимая, что произошло. Я её успокоил, сказал, что только вырежут аппендикс — и всё, и попросил, чтобы она ехала домой, но она сказала, что будет находиться здесь, пока не закончится операция.
Вскоре меня пригласили в операционную. Сначала медсестра завела меня в отдельный небольшой кабинет, предложила снять всё исподнее и прикрыться небольшой простынкой, потом завела в более просторное помещение, по оборудованию которого я понял — тут меня будут резать. По поводу того, чтобы кто-то портил мою шкуру, я был, если мягко сказать, «трусоват» — с детства не любил не только уколы, но даже когда делали прививки, теперь же такая ситуация, что пришлось смириться со своим уделом.
В операционной, помимо устрашающего оборудования, я увидел одетых в белые халаты, в белых шапочках и с повязками на лицах мужчину и трёх женщин, они стояли все вместе у окна, о чём-то шушукались и негромко хихикали. «Анекдотики травят», — мелькнула мысль. Мужчина был хирургом, это я знал по разговору ещё в поликлинике: «Шишкин будет делать, Шишкин».
Меня уложили на длинный операционный стол и накрыли той простынёй, в которой я вошёл. От окна отделилась одна из медсестёр, подошла к моему изголовью, положила мне на рот и нос маску и сказала:
— Спокойно дышите, будет лёгкий наркоз.
Мне что лёгкий, что тяжёлый — без разницы, но я знал, что операцию по удалению аппендицита обычно делали без наркоза, поэтому стал волноваться. Прошло какое-то время, я лежал с закрытыми глазами и думал: заснул я уже или нет, и почему мне операцию будут делать под наркозом? В какой-то момент почувствовал, как тело стало невесомым и зависло над столом, потом начало плавно запрокидываться головой вниз. Уже откуда-то с небес слышу, как медсестра — мой анестезиолог — говорит хирургу:
— Сергей Сергеич, по-моему, он уже готов.
На что хирург небрежно произнёс:
— Ничего, пусть крепче засыпает...
«Ну, и конова...» только успел я подумать, как провалился в бездну.
Очнувшись, увидел, что лежу на кровати в больничном коридоре, где в ряд стояли и другие койки, как потом узнал, в палатах не было мест: отделение оказалось переполнено больными. Не только низ живота, но и всё тело пронизывала невыносимая боль, после наркоза на части раскалывалась голова — нельзя было шелохнуться. А тут ещё захотелось кашлянуть. Ох, если бы кто умный подсказал, что это лёгкое покашливание отдастся такой резкой болью, словно кто-то воткнул в кишки нож, — перетерпел бы. Потом старался уже ни кашлять, ни хмыкать, ни даже сопеть.
Свободное копирование
