От Леонида Хейфеца
Август 1987 г. Москва
Дорогой Володя!
Завтра я улетаю в Венгрию, где 16 октября должна быть премьера «Восточной трибуны». Улетаю с дурным настроением по разным причинам. Без кокетства, эта поездка не воодушевляет. Все повисло с «Колеей» — год жизни. Дома — миллион дел, прежде всего надо срочно находить вариант обмена… Скучал летом по дочке. Не хочу уезжать от жены. И такое бывает… Ну да ладно. Да и второй раз ставить «Трибуну» тоже не светит — не чувствую там уж таких глубин, к которым хотелось бы возвращаться. Галину сейчас хорошо и без меня. Я в таких случаях предпочитаю быть в стороне. Теперь о наших делах. Очень хотел бы прислать тебе бодрое, веселое, безмятежное письмо — иногда мне такие удавались — но, увы, не могу с собой ничего сделать. Внутри все иначе. Судьба «Колеи» беспрецедентна. Заканчивается август, впереди сентябрь, октябрь… И ни один человек не может мне сказать, когда будет премьера. Хотя бы в каком месяце! А спектакль тем временем разрушается! Четыре замены! Половина состава: Елена Андреевна тоже новая, т. к. Ханаева в больнице в тяжелом состоянии. Репетировала Пилявская. Ну и Барнет, Десницкий, Новосельский… На репетициях было то, {275} что должно было быть. Они очухались, прошло лето и т. д., наслушались разных разговоров, так как Сергачев во МХАТе не одинок, и что же? Начинают рвать пьесу на части. Время у них есть. Любшин, конечно, опять за свое, буквально как садист — не написан писатель! Таня за свое. Даже Евстигнеев просит уточнить детектив, кто что натворил, кто отчим и т. д. Ветеранов не хотят отдавать, Лаврова кричит, как зарезанная, что во втором акте и в «лото» ей нечем будет жить. Все единодушно умоляют, просят, чтобы ты отредактировал ветеранов, сделал бы их с учетом времени, что сейчас они более ожесточены. На репетиции читают письма сталинистов в «Литературке» и «Огоньке». Евстигнеев просит одного из них сделать моложе, т. е. Слепухина сделать каким-то функционером, тем более, что Десницкий молод, а других стариков нет. В общем, эта пауза, многомесячный простой рождает у актеров всякое. Я держу их из последних сил. Понимаю твою злость на меня, на всех нас за это «неосвобождение», но если сможешь подумать — будет хорошо. Нет — так нет. У меня у самого силы на исходе. Надеюсь на встречу в октябре.
Твой мучитель и мученик Л. Хейфец.
Свободное копирование
