От Кубы до Баку - 8

 Разберем Дагестан так, как он есть, а не так, как он представляется.

 Каждое из племен, живущих в Дагестане носит свой характер как физический, так и нравственный. Каково бы ни было число дагестанских самохарактерных племен, им есть предел , число их -- не легион. По этому смешению языков, итог которым, может быть, скоро будет подведен, пронеслась сначала сассанидская мысль, но едва ли после нее уцелели какие-нибудь обломки: это было ведь очень давно! На всякий случай занимающийся исследованием Дагестана, преимущественно среднего Дагестана, где проходит Нуширванова стена, должен быть знаком с учением Зороастра и наблюдать, не сохранились ли верования его в глуби Табасарана.

 Конечно из всех народов, записавших кровию свое имя на почве дагестанской, Аравитяне, благодаря всесокрушающему варварскому духу своей религии, оставили самый яркий след своего пребывания в этом краю. Принесенный Аравитянами Алкуран доныне служит основанием дагестанского образования, дагестанской мысли, но надобно уметь отличать туземное явление от наносного арабского. Не смотря на могущественный фанатизм, Аравитяне не могли сделать из Дагестана Аравии, и мусульманская религия, хотя и глубоко пустила свои корни по Дагестану, не взошла здесь в полном цвете. У племен, обращенных в Ислам, были свои нравы, свой суд, свои понятия об истинном, -- и вот под именем арабского слова "адат" обычай, они явились в общественных отношениях и при утверждении мусульманской религии в Дагестане, в дополнение того, что было еще не досказано этой религией или в замен того, что неизвестно было новообращенным: последнее обстоятельство не редко имеет место, и Горцы прибегают к суду по "адату" единственно от неведения полного мусульманского кодекса.

 Одним из самых замечательных "обычаев" Дагестана должно считать "канлы" мщение за кровь. Хотя я и не имею положительных доказательств о существовании "канлы" в этой стране до прибытия Аравитян, у которых в степях месть за кровь составляет одну из священнейших обязанностей и сама по себе образует обширный кодекс, однако я думаю, что суровый чужеземный обычай не дошел бы в Дагестане до такого повсеместного развития, если бы не существовал искони и если бы не был совершенно в духе народном. Мухаммед, не желая раздражать самолюбия Аравитян и колебать основный обычай, внес кровомщение даже в Алкуран, только с некоторой умеренностию; мусульманские законоведцы продолжали развивать мысль своего учителя, и вот как определяет устав наказания за убийство Имам Шафии, учению которого следует Дагестан:

 1. Умышленное убийство наказывается смертию "кисас". Из этого исключаются дети, сумасшедшие и слабоумные старики, а также свободные мусульмане, когда убит невольник или данник, отцы и господа.

 2. Непреднамеренное и случайное убийство искупаются денежной пеней "дийет" и покаянием "кефарет",-- а в непроизвольном убийстве "кисас" или "дийет" отдаются на выбор наследникам убитого.

 3. Убийство непредвиденное искупается только "дийетом".

 4. Преследователь убийцы имеет право требовать "кисаса" или принять "дийет" или примириться с убийцей "сульх" или простить его совершенно "афв".

 Так как этот устав требует судьи и исполнителя наказаний, а в Дагестане ни суд, ни расправа, особливо в вольных обществах, не имеют уважаемых или достаточно сильных представителей, то и право "канлы" следует большею частию не определениям Шафии, а туземному "адату", в силу которого кровомщение переходит с убийцы на его родственников, чего даже Имам Шафии, самый строгий из всех правоверных Имамов, не допускает.

 Некоторые уставы Ислама, не смотря на частые возгласы духовенства мусульманского, не вошли в употребление между Дагестанцами, потому что судьи бессильны для исполнения приговоров Ислама. Для примера возьмем воровство, которого будто бы, по словам Г. Неверовского, жители Дагестана чуждаются.

 По определению Имама Шафии, первое доказанное воровство наказывается отнятием правой горсти и опущением руки в кипящую воду; вторичное воровство наказывается отнятием левой ноги, воровство в третий раз ведет за собою лишение левой горсти, а четвертое воровство -- лишение правой ноги.

 Правда, что суровость наказаний за воровство не соблюдается ни в одной мусульманской державе, но у Дагестанцев слабость взыскания и шаткость права спокойного владения собственностью удивительно как не согласуется с заключением Г-на Неверовского: обокраденный Горец вольного общества сам заботится об отыскании своей собственности; если удалось ему открыть виновного, то он должен доказать его вину; если судьи признают его доказательства достаточными, то нужно, чтоб виновный сам исполнил суд на себе, а если он найдет это излишним или сумеет ловко придраться к какой-нибудь статье решения, то прощай вся тяжба! Судьи остаются в дураках, а обвинитель отправляется с тем же, с чем и пришел: единственным утешением для него служит "общественное мнение," которое в Дагестане столь же нерассудительно, как и на берегах Сены, или право возмездия: за украденную лошадь украсть также лошадь, и так далее, пока не дойдет до прославленного канлы.

 В случае же добросовестного исполнения судейского приговора преступником, все наказание ограничивается ничтожною пенею и возвращением вещи.

 Еще одно из важнейших отклонений в вольных обществах от уставов Ислама в пользу "адата" представляет независимость детей от родителей, простирающаяся очень часто до буйства, тогда как Мухаммед сказал: "Бог повелевает вам любовь, уважение и благопристойность к вашим родителям; берегитесь оказывать им презрение; не говорите с ними никогда иначе, как с почтением; имейте к ним всегда нежность и покорность." Глухи к этим предписаниям своего пророка Дагестанцы, и едва сын спознает волю Божию, как отец становится для него посторонним человеком.

 Иногда зверство и самоуправство доходит до того, что обычай канлы дети распространяют на родителей.

 При разнообразии дагестанского населения очень трудно подвести под один уровень характеристику Дагестанцев; при всем том едва ли ошибется тот, кто подумает, что Дагестанцы малодушны, что Дагестанцы вероломны, что Дагестанцы алчны, наконец что Дагестанцы злобны. Из этого неутешительного исчисления качеств истого Горца очень легко вывести заключение.

 Надобно заметить, что во владениях вообще больше порядка, чем в вольных обществах: в последних не существует исполнительной власти, а только одна административная, яснее сказать вольные общества состоят все из судей чужих поступков. Поэтому корень "джигада" кроется в обществах, а владения по самому образованию своему менее наклонны к джигаду и слабо симпатизируют обществам. О различии благосостояния вольных обществ и владений можно судить и по тому, что житель владения не редко забавляет себя и песнию и лезгинкой, тогда как в вольных обществах веселье почти неизвестно.