19 августа. Утро, 7 часов
Только что приехал к батарее. День чудесный. Когда я проснулся у казаков и вышел на воздух, то все, что казалось ночью таким таинственным, теперь стало необычайно простым. Вон на горизонте фабричная труба, по которой наша батарея строила параллельный веер, и Ковальские высоты, за которыми стоит батарея. Сел в седло и прямиком поехал на трубу и через полтора часов был у наших передков. Увидел сидящих группами солдат, которые пили чай, и вокруг все забросано консервными банками. Перед выездом на позиции я роздал всем солдатам батареи по две банки консервов на тот случай, если придется наступать и кухни не поспеют, то у них пища будет на руках. Строго наказал не трогать консервов, и вдруг едят вовсю! Оказывается, стали немедленно есть с чаем. Я позвал подпрапорщика Мышинского и сделал ему выговор, но он сказал, что трудно было что-либо сделать, прибавив:
— Пущай себе жрут, потом голодные посидят, тогда поумнеют.
И так всегда, сейчас едят гусей, в котле варят целых боровов, так что щи получаются такие, что ложка, как говорится, стоит, а нет ничего или всё слопали — будут терпеливо голодать...
Вымылся, выпил чаю и пошел на батарею. Оказывается, денежный ящик приехал вскоре после моего отъезда. Александр] Александрович] очень за меня беспокоился и уж думал, не угодил ли я в плен.
Хотелось очень спать, но как-то не мог и потому стал писать письма Кате, отцу и Ариадне Владимировне. Мы не стреляли; справа от нас вела редкий огонь шестая батарея. В синеве неба реют время от времени аэропланы и жужжат словно шмели, то удаляясь, то приближаясь.
Как странно на войне: в общем мы совершенно отрезаны от мира, ничего ровно не знаем, ни о чем не имеем понятия. Сейчас мы — бывший Петербургский военный округ — находимся в армии ген. Эверта и, как говорит Ал[ександр] Александрович], скоро начнем наступление.
8 часов вечера
Под вечер передали, что завтра предположена общая атака и что артиллерии рекомендуется беречь снаряды и зря не расходовать, ведя строгий учет. День прошел в общем спокойно. Написал письма, после обеда приходил на батарею Добров, и мы все, офицеры, вместе с ним ходили далеко вперед почти до наших цепей. Удивительно он спокойный человек.