С октября 1941 года В. Клемперер отмечает «эвакуацию евреев в Польшу». Поначалу он не понимает, куда и зачем — потом дойдут рассказы о лагерях уничтожения, о газовых камерах, впервые прозвучат слова Бухенвальд, Майданек, Освенцим (Аушвиц), Треблинка. Клемперер все чаще записывает, что им владеет страх. Обыски и аресты становятся все более частым явлением и проводятся с прежде небывалой жестокостью. «Обыски — кошмар всех евреев. Все новые случаи избиений, оскорбительной брани, разного рода воровства (в последнее время — и денег), арестов, вызовов в гестапо (этого особенно боятся). Каждый день жду, когда очередь дойдет до меня» (22 марта 1942 — И, 54). Все чаще после обысков — самоубийства. Клемперер ожидал недолго — в конце мая пришли к нему (его не было дома), оскорбили и избили его жену («Ты арийка? Жидовская шлюха, зачем пошла за жида?» — II, 93), выворотили содержимое всех шкафов и ящиков, многое украли. «Рукопись дневника несомненно стоила бы мне жизни... В этот раз мы в общем-то отделались испугом и поклялись друг другу справляться со своими нервами. Но какой невообразимый позор для Германии!» Две недели спустя они снова пришли. Клемперер читал книгу Альфреда Розенберга «Миф XX века», идеологический учебник нацизма. «Это чтение они сочли ужасным преступлением. Меня били книгой по голове, дали несколько пощечин, для смеху надели на меня соломенную шляпку Кетхен: «Хорошо выглядишь!» Когда я, отвечая на их вопросы, сказал, что до 1935 года был на государственной службе, двое из них (я уже знал их прежде) плюнули мне в глаза. В это время вернулась с покупками Ева. У нее сразу же отобрали сумку, ее тоже обругали из-за моей книги. Я хотел было за нее заступиться — они дали мне несколько затрещин и пинками вытолкнули на кухню» (И, 126). В книге «LTI» этот эпизод рассказан с юмором и ужасом: «Никогда, ни разу за всю мою жизнь голова моя так не гудела от книги, как от Розенбергова «Мифа». Не потому, что книга отличалась глубоким содержанием, требующим от читателя напряженной работы ума, и не потому, что это чтение потрясало душу, а просто потому, что Клеменс несколько минут колотил меня этим томом по черепу. (Клеменс и Везер были особенно жестокими мучителями дрезденских евреев, их называли «избиватель» и «плеватель».) «Жидовская свинья, как ты смеешь читать такое?» — рычал Клеменс. Ему это казалось кощунством. «Как ты смеешь держать у себя библиотечную книгу?» Меня тогда спасло от концлагеря только то, что книга была взята на имя арийской жены и, конечно, то, что они листок с моими замечаниями о Розенберге разорвали не читая».
Так проходили обыски в Дрездене в 1942 году.
В советской России все, казалось бы, шло иначе — во всяком случае агенты, приходившие с ордером на обыск, вели себя сдержаннее. Но сущность была та же, в точности та же. В 1936-1939, в 1949—1953 годах мы, ленинградские и московские интеллигенты, прежде всего — евреи, так же, как наши еврейские собратья в Германии, прислушивались к подъезжавшим автомобилям, к шагам на лестнице, к голосам у соседей. Мы тоже были уверены: обыск кончится арестом, арест — исчезновением (в то время еще не знали, что — навсегда). После того как в 1948 году был арестован профессор Г.А.Гуковский, а затем его ученики и сотрудники А.Г.Левинтон и И.3.Серман, я — в точности как В. Клемперер — каждую ночь ждал обыска и ареста. Правда, я поступил иначе, чем Клемперер: уничтожил свои дневниковые записи, сжег множество писем. Странно, даже смешно вспоминать сегодня о том, как мы жгли хранившиеся у меня книги — стенограммы XIV и XV съездов ВКП(б). Эти официальные советские издания тогда могли стоить нам жизни: в них были речи Троцкого, Зиновьева, Радека; держать у себя такие тексты мог только самоубийца. Да, сотрудники НКВД не плевали в лицо тем, к кому приходили с обыском, и не обзывали наших жен «еврейскими шлюхами». Они уводили людей в Большой дом, а уж там... Удивительно, как похожи были террористические меры обеих тираний при некотором различии внешней формы. Теперь принято сопоставлять Германию и Советский Союз и гадать о том, где было хуже, а где лучше. Не знаю, где было хуже. Нацисты кричали во всеуслышанье о ненависти к евреям и о намерении их истребить. Коммунисты вслух говорили о преступности антисемитизма, но делали нечто подобное тому, что до них творили нацисты: готовили поголовное истребление российских евреев, свой вариант «окончательного решения» (Endlosung). Виктор Клемперер этого не знал. Да и мы не во всем отдавали себе отчет.