Степан -- так звали нового слугу, -- может быть Михайлов, может быть Петров, -- теперь забыл: у наших крепостных и дворовых -- так называемых "фамилий" не бывало; их звали по отцу или давали "прозвания", то есть прозвища, -- Степан, говорю я, все отмалчивался, или отрывисто огрызался на задиранья жены.
-- Да ну тебя, замолчишь ли ты, о, чертовка!
-- Нечего молчать-то! Еще лаяться чертовкой! -- едко пилила она его,-- а ты что сидишь, протянул ноги-то, ходить негде!
Он убирал ноги, вставал и направлялся в мои комнаты.
-- Куда, куда? -- ядовито останавливала она,-- что дров не несешь: мне, что ли, итти за дровами? Я стряпай, ты будешь жрать, а сам ни с места! Погоди, не такую дуру нашел: я не раба тебе досталась!
-- Господи боже мой! Что за дьявол баба! -- охая говорил Степан и шел за дровами.
-- Я тебе дам "дьяволом" звать! -- шипела она, крестясь, -- господи, спаси меня! навязал ты мне эдакий клад на шею!
А когда он, исполненный усердия, пробовал помочь ей:
-- Дай-ко сковороду, я картофель поджарю.
Она на него обрушивалась:
-- Не суйся, не спрашивают! -- кричала она.
-- Я бы тертым сухарем посыпал, да сметанки подлил, да лучку тебе поджарю -- вот как вкусно будет, пальцы оближешь! -- договаривал он.
-- Слышишь, я тебя кочергой огрею, если будешь соваться -- вот пресвятая матерь, огрею! -- грозила она.
-- Ну, чорт с тобой, леший тебя дери!
Сидя в ванне, почти рядом с кухней, одеваясь и раздеваясь, я постоянно слыхал эти перебранки и другого не слыхал. Она, что называется, "поедом ела его", а он принимал все это равнодушно, отгрызаясь, или встряхнет головой, усмехнется и идет ко мне в переднюю, если ему становилось уже невмочь. Видно было по его равнодушию, что он привык.
Между прочим, она просила меня отдавать жалованье не Степану на руки, а ей.
-- Отчего?-- спросил я.-- Разве он...
-- Мотает,-- заметила она, поджимая губы и косясь на мужа. Он небрежно тряхнул головой и усмехнулся.
-- На пустяки тратит, -- прибавила она.
-- Я не имею права давать никому, кроме его: если он согласится...
-- Пожалуй, извольте ей отдавать: она у меня казначей! -- охотно согласился он и опять усмехнулся.
-- У меня целее будет! -- вполголоса прибавила она, глядя в сторону. Я тогда не знал, что это значит.