Прошу извинить меня за это отступление -- и обращаюсь к своему "инциденту".
Я ничего не тронул из моего разбросанного добра, только собрал тетради "Обломова", поверил, что они все целы, и успокоился. Воры шарили везде, очевидно искали денег, и не нашли. А деньги были: несколько крупных ассигнаций были разложены между листами разных старых рукописей, плотно уложенных в небольшой шкафик с папками. Ворам долго бы пришлось добираться до них.
Они, очевидно, были застигнуты врасплох и разбежались. Их застал, как я после узнал, тот самый рассыльный, который принес мне пакет. Он не дозвонился у дверей и, полагая, что Антона нет, отдал пакет дворникам, а воры, услыхав неоднократный звонок, подумали, что воротился хозяин квартиры, то есть я, бросили все собранное в чемоданы и узлы и скрылись задним ходом, через двор.
Мне худо спалось, Я проснулся раньше Антона и, услыхав, что он тоже встал, я вышел в переднюю. Он пришел в себя, намочил голову, оделся -- и ждал, когда войти ко мне. Увидя меня, он привстал с постели, стараясь не смотреть на меня.
-- Где ты был вчера, Антон? -- спросил я.
-- В балагане-с, как вы приказали, -- невнятно шептал он.
-- А где еще?
Он молчал.
-- Кто у тебя был в гостях?
-- У меня никого-с,-- довольно живо отвечал он.
-- Не та ли твоя зимняя компания, что на именины к тебе приходила?..
-- Никак нет-с: я ее с тех пор и не вижу-с! -- твердо говорил он.
-- Так волки, что ли, приходили?
-- Какие волки-с? Никого не было.
Он с недоумением поглядывал на меня. Видно было, что он действительно не понимает моего вопроса.
-- Поди сюда, полюбуйся: это что?
Я вывел его в переднюю и в залу, указывая на узлы, чемоданы с моим добром, разбросанным по полу, на мебель...
-- Господи, боже ты мой -- господи! Господи владыко! -- говорил он, оборачиваясь около себя, тараща глаза и разводя руками, потом вдруг заплакал и стал на колени.
-- Сам Христос видит: ведать не ведаю, сударь! Виноват тем, что захмелел...
-- Встань и расскажи, что было вчера, а я запишу и дам знать полиции.
Он рассказал, что ходил в балаган, там, рядом с ним, сидели какие-то три личности, не то торговцы, не то служащие у господ. Сначала читали вместе афишку, потом разговорились, потом гуляли около качелей и, наконец, пошли в трактир и его позвали, пили чай и прочее... Они расспрашивали его, кто он, где живет, у кого служит, каково ему на месте, бывает ли барин дома, богат ли он? -- и все выведали. А сами все угощали его и сами пили. Один простился и ушел, а вместо его пришли еще двое -- и опять стали пить и пить, и его угощали -- пока...
-- Я к вечеру очень охмелел, -- заключил Антон, -- и... и... не помню, что было.... как попал домой...
Он опять с ужасом стал осматриваться кругом и опять хотел стать на колени. Я удержал его и велел разобрать и уложить платье, белье и все вещи по местам.
Пропавшими оказались дюжины две столовых ложек, дешевые деревянные столовые часы и отличный тулуп на беличьем меху, привезенный мною из Сибири, крытый китайским атласом.
Все украденное оказалось мне ненужным. Я дома не обедал, и ложки, старинного фасона, семейные, взятые мною из дома так, на всякий случай, лежали у меня без употребления в письменном столе. Столовые часы ходили неверно и мало служили мне. Тулуп из отборных белок, сделанный в Якутске, я тоже никогда не надевал, чтоб не приучать тело к излишнему теплу. Но мне все-таки было жаль его: так он был хорош.
Таким образом пропажа была нечувствительная, но я все-таки объявил о ней полиции, больше для острастки, чтобы знали хоть во дворе, что есть живые люди в квартире.
Ничего из этого, как водится, не вышло. Пришел квартальный надзиратель, снял показание, Антона вызывали к допросу. Потом вызвали в часть и меня, показали какие-то окрашенные в черную краску столовые часы, спросили, не мои ли? Я отозвался, что мои были пальмовые, желтого цвета. Предъявили также столовую ложку, с вопросом, не моя ли? А я своих ложек лет десять не вынимал из стола и забыл, какие они -- и потому и ложку не признал своею.
Тем все и кончилось. С Антоном я простился, убедившись окончательно, что он не вор, что его напоили мошенники, привезли замертво домой и хотели обокрасть квартиру.
Я перекрестился, что дешево отделался.