День в Берлине
Рано утром (18/31.VII) поезд наш прибыл в Берлин. Нам здесь предстояло пробыть целый день, так как поезд, на который я заказал места в Москву, уходил вечером. Мы взяли номер в знакомой мне по прежним поездкам гостинице "Hotel Stadt Riga" на Фридрихштрассе, почти рядом с вокзалом. Оставив дам и девочек в гостинице, мы с Сережей пошли менять деньги. Это оказалось, однако, почти невыполнимой задачей. Австрийских денег, денег союзника, никто в Берлине не брал. Итальянских тоже. Попытка проникнуть в Reichsbank {Государственный банк (нем.).} для размена денег не удалась. У дверей банка стоял длинный хвост вкладчиков, спешивших выбирать свои сбережения. Полиция пропускала по очереди, и мы не стали домогаться пропуска. Наконец какой-то меняла, старый, бородатый еврей с пейсами, обменял мне сторублевую русскую бумажку на немецкие бумажки. Курса я не помню, но это нас вполне устраивало. Во время этой беготни ради размена денег мы заметили на какой-то улице у дома с большим двором и решеткой некоторое стечение публики и движение подъезжавших и отъезжавших автомобилей. Молодой человек, толокшийся тут же, вероятно, газетный мелкий репортер, сказал, что сейчас здесь происходит важное заседание при участии канцлера Бетман Гольвега. Разменяв деньги, я повел всю нашу компанию обедать в ресторан "Unter den Linden". Когда мы выходили с Фридрихштрассе на улицу Unter den Linden, то с противоположной стороны на эту улицу выехало несколько больших элегантных автомобилей и проследовало по направлению к дворцам. Немногочисленная публика, проходившая по Unter den Linden, кричала приветствия, некоторые бросали вверх шляпы. Это император Вильгельм II в первом автомобиле и кронпринц во втором въезжали в Берлин из Потсдама.
После обеда я взял большой автомобиль, и мы все вместе поехали в Зоологический сад. Мы удивлены были обилию там русских посетителей. Русская речь слышалась со всех концов. Очевидно, в это беспокойное время не одни мы спасались в Зоологическом саду. Однако через некоторое время в саду появился военный оркестр. Надо было ожидать исполнения им гимна и соответствующих патриотических манифестаций со стороны публики. Чтобы не оказаться в фальшивом положении, мы покинули Зоологический сад, взяли опять автомобиль, и я попросил шофера покатать нас по городу. Всюду образцовый порядок. Все прибрано. Чистота образцовая. Дома хотя и не представляют ничего замечательного в архитектурном отношении, но монументальны, хорошо содержатся. На окнах, на балконах цветы, преимущественно настурции и красная герань. Нарядно, опрятно и празднично. Но вот мы по Unter den Linden приближаемся к дворцовой площади, хорошо нам известной по двум музеям налево, когда над императорским дворцом с правой руки взвивается флаг. Шофер, я сижу с ним рядом, говорит мне, что император прибыл во дворец. На площади стекается народ, и автомобиль едва продвигается вперед. Мы вынуждены остановиться на мостике через канал при въезде на площадь. Кто-то показался на балконе дворца. Он начинает говорить народу на площади, размахивая руками. Потом мы узнали, что то был сам император: он говорил против Николая II, размахивая его письмом. Речь эта появилась затем во всех газетах, но тогда мы ничего в ней не расслышали и не разобрали, а догадались о том, что слушали императора, по приветственным крикам толпы, раздавшимся, когда человек, говоривший с балкона, кончил и скрылся во дворец. Я просил шофера вывезти нас из толпы и с площади. Но окруженные толпой, мы не могли ни съехать с моста, на котором были застигнуты, ни повернуть наш автомобиль. И вот, медленно раздвигая перед собой густую толпу, навстречу нам показался автомобиль, в котором сидел Вильгельм II. Среди неистово приветствовавшей его толпы он медленно-медленно, совсем вплотную, близко проехал мимо нас, чуть не задевая нашу машину. Я мог отчетливо не только разглядеть его в лицо, я разглядел отдельные волосы его щетинящихся усов. Кругом гул восторженных восклицаний, в нашей машине гробовое молчание. В этот день в Берлине трудно было уберечься от манифестаций, но мы попали в самую гущу, в самую знаменательную, описанную впоследствии во всех газетах.
Ужинали мы в уже знакомом нам ресторане "Unter den Linden". В ресторане все места были заняты. Чтобы получить место, приходилось ждать, пока оно освободится. Среди обедавших здесь я увидел К. К. Мазинга, гласного Московской городской думы, известного педагога и основателя реального училища в Москве. Основываясь на том, что Бавария не объявила у себя "состояния угрожающей военной опасности", старик стал доказывать мне, что нет смысла пороть горячку и возвращаться в Россию. Благоразумнее в Баварии переждать, как развернутся события. Я рассказал ему, что происходило ночью в Мюнхене на вокзале, но старик остался при своем. Задержавшись на лишние сутки в Германии, он претерпел через то немало неприятностей. Был где-то заподозрен чуть ли не в шпионстве и возвратился в Россию много позже меня.
Поужинав, все направились в "Hotel Stadt Riga", чтобы выждать в номере время отправления на вокзал. На минутку мы с Сережей вышли на Unter den Linden вечером, чтобы купить вечерние газеты и посмотреть, нет ли экстренных прибавлений. Не успели мы появиться на Unter den Linden, как нас обогнал громадный грузовик. Какой-то агитатор стоял на грузовике, раскидывал с него экстренное прибавление, и неистово кричал: "Ultimatum! Ultimatum!" {Ультиматум! Ультиматум! (нем.)
Германскому послу в Берлине поручено было сообщить Сазонову, что за объявлением "состояния угрожающей военной опасности" последует всеобщая мобилизация, если Россия не приостановит в течение 12 часов свои военные приготовления. Это поручение Пурталес исполнил в 12 часов ночи с 31 на 1-е.-- Примеч. М. В. Сабашникова.} Это был текст предъявленного России ультиматума об отмене мобилизации.
В гостинице перед отходом на вокзал новое смущение. Узнав, что мы едем на Калиш, портье в "Stadt Riga" пришел прямо в ужас: "Разве можно на Калиш, да с женщинами и детьми!" Схватив у меня наши железнодорожные билеты, он стал куда-то телефонировать, стараясь наши места на Калиш обменять на другое направление. "Разве можно сегодня достать 8 мест в одном поезде!" -- воскликнул он, кладя трубку после неудачных переговоров. Затем, возвращая мне билеты и как бы делая над собой усилие, он сказал: "Ну что же, поезжайте, если не боитесь!" Он не хотел даже брать с меня на чай. Этот человек что-то знал, что готовилось в калишском направлении. После того как там разыгралась вакханалия майора Прейскера, жутко подумать, чем мы рисковали.
На вокзале все шло как заведенные часы, и в положенное время поезд в полнейшем порядке повлек нас к нашей границе. Надежда Николаевна в вагоне тихо поздравила меня с благополучным отбытием домой. "Не верю я все же, что разыграется война. Вы видели, какое повсюду разлито благоденствие. Кто же здесь серьезно захочет подвергать его случайностям войны", -- сказал я ей. Меня все же беспокоили вечерние телеграммы, в которых немецкие газеты, как потом выяснилось, сообщали заведомо ложные известия о восстании в Польше, взрыве цитадели в Варшаве, избиении русских...
Свободное копирование
